лапам, а потом согнул колено и с ужасающей силой ударил Ройбена в низ живота.
У Ройбена перехватило дыхание и потемнело в глазах, он, шатаясь, отступил назад. Почувствовал, как создание вцепилось в его шею, пытаясь продраться когтями сквозь плотный мех к мышцам. Почувствовал на лице его горячее дыхание.
Рыча от ярости, Ройбен вырвался, одновременно ударив по обоим предплечьям создания тыльными сторонами лап с ужасающей силой, и разорвал захват.
Снова швырнул противника, ударяя головой о стену. Тот сразу же поднялся и прыгнул на Ройбена. Мощные мышцы бедер выбросили его вперед, он ударил Ройбена лапами, сбивая с ног.
Поднимаясь, Ройбен нанес один точный удар, и противник застыл на мгновение, но потом снова кинулся на Ройбена, щелкая клыками. И вцепился Ройбену в горло.
Ройбен почувствовал боль, бесконечно более сильную, чем в ту ночь. Окончательно взбесившись, толкнул лапами, отбрасывая создание прочь. Почувствовал, как льется горячая кровь. Поднялся на ноги и принялся полосовать зверя когтями, бить лапами в ответ на его удары. Попав зверю когтями по морде, он вспорол ему правый глаз. Зверь завыл, принялся молотить лапами, но Ройбен снова ринулся вперед и вцепился ему зубами в морду, сбоку. Вонзал клыки все глубже и глубже, зубы заскрежетали по челюстям зверя, и тот завопил от боли.
«Я не смогу победить его чистой силой», — понял Ройбен. Но и он не сможет. Зверь снова ударил коленом, потом ногой, снова железные лапы вцепились в него, отталкивая назад. Они будто танцевали в стороне от стены. Держать, держать!
С яростным рыком Ройбен рванул зубами плоть, так, как рвал он плоть пумы, и в это же мгновение он понял, что еще не осмеливался нападать со всей яростью и жестокостью. Он должен сделать это, или он умрет.
Снова и снова он бил когтями левой лапы по морде зверя, по заплывшей кровью правой глазнице, изо всех сил держа зубами его голову, до боли в челюстях.
Зверь начал вопить и ругаться на языке, которого Ройбен не знал.
И внезапно обмяк. Руки, державшие Ройбена железной хваткой, упали. Из горла зверя вырвался громкий булькающий крик.
Ройбен увидел, как зрячий глаз противника глядит вперед. Зверь обмяк, но не падал.
Ройбен разжал зубы, отпуская его окровавленное порванное лицо.
Зверь стоял, беспомощно глядя вверх уцелевшим глазом, из другой глазницы толчками текла кровь. А позади него стояла Лаура, яростно глядя на него.
Чудовище согнулось, и Ройбен увидел торчащий в затылке зверя топор.
— Я знал! — заревел зверь. — Я знал! Я знал!
Завыл, пытаясь поднять лапы, схватиться за рукоять топора, но они не слушались его, он не мог заставить их перестать трястись, не мог сомкнуть лапы на рукояти. Из раскрытого рта потекла кровь и пена. Он начал кружиться, спотыкаясь, пытаясь не упасть, завывая и скрежеща зубами.
Ройбен схватил топор за длинную рукоять и выдернул. Зверь пошатнулся, и Ройбен изо всех сил ударил топором ему по шее. Лезвие пронзило гриву и шерсть, впилось в плоть, до половины разрубив шею. Чудовище умолкло, уронило челюсть, пуская слюну, и издало лишь тихий шипящий звук. Ройбен выдернул топор и снова ударил, со всего размаху. На этот раз удар был лучше, лезвие разрубило шею, и голова зверя с грохотом упала на пол.
Не в силах остановиться, Ройбен схватил ее за густые волосы и швырнул в огонь. Тело, будто сдувшись, тяжело осело на восточный ковер.
Лаура сдавленно закричала. Он увидел, как она подбежала к пламени, согнулась, стоная и раскачиваясь, показывая в огонь, а потом упала на пол, навзничь.
— Ройбен, вынь это из огня, из огня! — завопила она. — Пожалуйста, ради бога!
Пламя лизало голову, отражаясь в открытом глазу, залитом кровью. Ройбен не выдержал. Выдернул голову из огня, сунув руку меж пылающих поленьев, и бросил на пол. Поднялся дым, будто клубы пыли. В скрючивающихся от огня волосах еще мелькали искры.
И голова стала просто кровоточащим предметом, изуродованным предметом, покрытым кровью, слепым. И мертвым.
Вот она, поэзия, фантазии, воображение, иллюзии. Сверкающие черные волосы начали опадать с головы и тела, лежавшего в полуметре от нее. Силы, которая бы втянула их внутрь, не было, они опадали, а голова начала съеживаться, лежа среди волос, как в гнезде. Волосы же начали растворяться, исчезать, оставляя лишь нагое человеческое тело, истерзанное и сочащееся кровью. Мертвое.
22
Ройбен опустился на колени и сел на пятки. Все мышцы болели. Болели плечи. Лицо нестерпимо жгло.
Значит, я не Морфенкинд. Я омерзителен, тошнотворен, я оскорбление их роду. Что ж, это оскорбление их роду только что убило Морфенкинда, с
