— Э, Кирилл, не только ты такой хороший администратор. Меня и в Твери используют для наведения шока и трепета на студентов из аборигенских дворян. Разве моя слава их истребителя досюда не докатилась?
— Нет, здесь тебя знают только как истребителя подводных чудовищ, после которого исследовать трупы бесполезно. Есть один новый и непонятный орган — и тот прострелен и исследованию не подлежит.
— Нырните в Чебоксары и познакомьтесь с этим органом в дееспособном состоянии.
Так мы подкалывали друг друга, потом перешли на рассказы о сегодняшнем житье-бытье, о работе, о прошлом…
Кирилл приволок из кухни стол на колесиках, где были разные напитки и легкая закуска. Напитки в основном безалкогольные, ибо Кирилл сегодня наугощался алкогольными. А у меня тоже не было охоты к алкоголю: не тот настрой. Поэтому мы пили лимонад, какие-то сложные фруктовые компоты (а кто же их, интересно, Кириллу делал?), потом чай. Потом кофе. Причем кофе мы, как старые разгильдяи, напились уже под вечер. Часов в восемь и Кириллу слегка есть захотелось, а мне уже не слегка, потому заказали горячее в недальнем трактире, и нам его принесли. А с горячим и по рюмке коньяка приняли. А больше и не надо. С хорошим собеседником — только для запаха.
Узнал я много нового об изнанке жизни университета и города Казани.
Пожаловался ему на клоунаду с привратником и пропуском на территорию только ослов,[9] но тут Кирилл мне ничем помочь не мог. У него это восторга не вызывало, зато окружение ректора от этого пребывало в совершенном удовольствии и все думало о том, чего бы такого выдумать еще. Ну а городская власть на это смотрит как на достопримечательность города и только тихо улыбается при виде такого цирка.
С прошлогодними племенами что-то творится непонятное. Точнее, не с ними, а с реакцией властей на них. Университет замучили требованиями разных планов по работе с племенами и списков участников экспедиции. Потом было какое-то бюрократическое просветление, то есть ничего не стали требовать больше, потом объявили, что научной экспедиции не будет. Еще позднее пересмотрели решение, сказав, что будет военная экспедиция с небольшим научным сопровождением. Неделю назад отказались от всякого научного участия. Кирилл подозревает, что дело кончится применением военной силы. Чем племя досадило военным — непонятно.
Я попросил Кирилла рассказать, не нарушая всяческих секретов, как ведут себя эти аборигены в общении.
Кирилл ответил, что они вроде как доброжелательны.
У них есть приветственный жест: подносят левую руку к подбородку и как бы отдают честь, только ниже, чем мы. При встречах вперед выходит переговорщик. А остальные стоят сзади с оружием наготове. Найти подходящий язык общения не удалось, переговаривались жестами. Потом освоили десяток слов с каждой стороны. Их язык очень труден для произношения, полно шипящих и щелкающих звуков, а еще у них есть звуковая модуляция слов. Вроде как одни и те же слова с разной модуляцией означают разное. Когда экспедиция и аборигены убедились, что угрозы друг от друга нет, можно было приходить в стойбище племени и находиться там. Аборигены угощали лесными орехами и ягодами. Их дети брали конфеты, когда у кого-то из военных конфета завалялась. Сахар тоже брали. Меновая торговля была, племя предлагало меха. Взамен брали спички, соль, пустые жестянки из-под консервов. А что еще солдат может дать?
Образовалось несколько военно-полевых романов, ибо тамошние девушки были достаточно откровенны в своих желаниях. Был случай, когда мамаша такую девицу застала с унтером. Дождалась, пока унтер закончит свое дело, потом колючим прутом погнала девицу в дом. Догадаться, замужем девица или нет, можно только по наличию рядом детей. В нарядах и прическах нет никакой разницы.
Вообще они низенькие, не выше метра пятидесяти. А большая часть даже ниже, чем полтора метра. Цвет кожи я уже знаю. Волосы чаще черные, но встречаются и рыжие, глаза черные. Волосы и мужчины, и женщины обрезают ровно по плечи, только женщины в волосах носят нечто вроде гребня из кости, а мужчины ничего. Одежда частично из оленьей кожи, частично из привозных тканей. Рубашка и штаны у мужчин, рубашка и юбка у женщин. Женщины постарше носят покупные шали на плечах. На ногах мокасины из оленьей кожи. Вот такие, какие сейчас на Кирилле. Он их выменял на запасной комплект посуды, и они ему очень нравятся: нога дома в них отдыхает. По улице же в них он не ходит.
Я глянул на эти мокасины. Не знаю, что Кирилл в них нашел. Мне больше нравятся тапочки с подошвой. Но его ноги, ему и носить.
Про наличие части населения, явно куда-то уходящей на заработки, Кирилл говорил в прошлом году. Вообще они ему скорее понравились, чем не понравились.
Я еще расспросил его, как в тех местах с хищниками и тварями Дурных болот. Оказалось, что средне. Одного солдата задрал медведь, ибо тот пошел в лес без оружия. Пару человек кусали змеи, но все обошлось. Никаких неведомых тварей не видели. После казуса с медведем начальство стало гонять солдат как Сидоровых коз, поэтому все были начеку и всякую подозрительную тварь расстреливали с безопасного расстояния. Вокруг лагеря всегда ставили магические сторожки, а после кольцо костров. Поэтому все, что выскакивало на свет костров, сразу же обстреливалось. Ежели там был зверь, пригодный для котла, или опасная тварь, то часового хвалили. Когда не было ничего — ругали за бестолковый ночной переполох. Так что через ночь были такие вот побудки. Кирилл к концу похода привык, и, когда звучали два-три выстрела, он и не вставал. Ибо без него обойдутся. Вставать на канонаду пришлось один раз, когда заявился серый медведь, которого положили далеко не сразу. Но ущерб от него был относительно невелик: только разодранная палатка.
Дальше рассказывал я, и так мы сидели почти до полуночи. Ехать в гостиницу я не стал и заночевал у Кирилла на диване в кабинете. От кофе сон был рваным, а диван коротковатым, в итоге я поспал неважно. Утром мы позавтракали тем, что осталось со вчерашнего, и пошли по своим делам. Поскольку я
