Пропаданец

Франног демонстративно отвернулся и перешел на нос плота, под навес, где сел, скрестив ноги и прикрыв руками мохнатый пупок.

– Это устрикус гигантис, эндемик южных морей, – молвил он так, словно делал большое одолжение великовозрастному балбесу.

– Ну смотрите мне! Если получится, что я корячился зря, а паче того, если мясо этих ракушек будет ядовитым и не сгодится даже на суши… Я сам из вас сделаю сяке-маки, а бороденку пущу на хаяши вакаме!

– Ты говоришь много странных слов, Олег, – задумчиво проронил мудрец. – Слов, значения которых я не понимаю…

Я кивнул с умным видом:

– Франног, вы похожи на покемона.

Я знаю, что вы думаете, я вижу это по вашим скучающим глазам: где приключения? Где, крутые опасности, секс, кровожадные пираты, страшные схватки и все такое прочее? Где явное колдовство в виде файерболов (господи, я блюю от этого слова!), где крутой герой в стиле «Всех нагну – один останусь»? Где свой замок? Где гарем из податливых самок с одной извилиной? Ну, могу вам сказать – кое-что будет, кое-что уже происходит, однако ни замка, ни гарема самок, чтобы пропаданец тешил свою глупенькую плоть, я вам не обещаю. Кое-кого я, конечно, нагну по ходу пьесы, но в основном я буду бегать и драться без особого пафоса и успеха. На мне – заклятие неудачи, помните об этом! И еще – я трус. Никогда об этом не забывайте! Если вам нужны удачливые герои без страха и упрека – ищите в другом месте. А здесь… здесь только Олег Ковалев, пропаданец со страхом и упреком, угодивший в переплет, из которого пытается выбраться.

Как-то так.

Я рывком взгромоздился на плот.

– Мне мнится, сынок, ты сейчас обозвал меня не очень-то приличным словом…

– Забудьте, Франног, это обычный мультисарказм. Он, конечно, больше свойствен правильным девушкам, которые общаются с правильными мальчиками… э-м-м… Так, забудьте. Просто сидите и не сквиртите, тьфу, не трындите мне тут, старый вы сверчок.

Я прошелся по плоту.

Эту постройку вернее было назвать «горе-плотом», так как соорудил я его из всего, что удалось отвоевать у погибшего корабля. Доски, отлетевшие от шпангоутов, брусья, койки, двери, шкафчики, разнообразные обломки. В ход пошел даже рундук, который я вызволил из затопленного камбуза (из него, конечно, вывалили сперва мокрую угольную кашу). Плот удался довольно высоким, но хлипким: без утопших пилы и топора, вооруженный лишь перочинным ножом, я не смог нарезать в дереве зарубки для канатов, так что вся конструкция гуляла под настилом, ненадежно связанная между собой. Хорошая волна грозила разметать это сооружение в считанные часы.

Я сделал плот продолговатым, дабы обеспечить ему хотя бы минимальные ходовые качества, и предусмотрительно оставил щель для мачты, под которую намеревался использовать гик (хотя обычно гик не использует щель, поскольку кто ж ему, бородатому очкарику, ее предложит). Маленький парус я хотел смастерить на досуге. Вместо весел, смытых ураганом, предстояло грести обломками досок.

Я выловил из камбуза остатки еды, и, пока нырял за устрицами, Франног рассортировал то, что еще было съедобно. Немного ветчины, пара яблок, огрызки овощей. Покамест голодная смерть нам не грозила. Хуже было с водой. Я первым делом, еще до постройки плота, успел нацедить с обрывков парусов, не окунувшихся в море, дождевой воды. Получилось на две трети кастрюльки, которую накрыли плотной парусиной и поставили в рундук рядом с пищей.

Мы коротали время на рифах до заката, устроившись под навесом. Слишком утомленный постройкой плота, я решил пуститься в путь, когда спадет жара. Мудрец придремывал, я, сидя неподалеку, без конца молол языком. Растянутая над головой штормовая роба капитана Заррага ужасно воняла прогорклым маслом. Сбоку виднелся темно-коричневый скелет корабля – грудная клетка великана с выломанными ребрами. Иногда «Выстрел» скрипел и постанывал, тягостно и жалобно, как вэйрок в последние мгновения жизни.

Я хотел подкрепиться устрицами, но Франног настоял на том, чтобы съесть их, когда не останется ни еды, ни питья, – болтаясь за бортом, устрицы могли оставаться свежими несколько дней.

Пришлось жевать ветчину и грызть капустные листья, горьковатые от морской соли. Воду – себе полкружки, Франногу – четверть (я распределял справедливо, по массе тела, а вы уж решили, что я трус, подлец и последняя сволочь? Я – добрейший, честнейший и смелейший красавец из всех, кого носила земля, то-то она меня выбросила на воду!), я посоветовал пить, надолго задерживая во рту. Если вам когда-нибудь взбредет на ум поприключаться в море, приключайтесь лучше на яхте какого-нибудь Ромы А. Случится вам претерпеть морскую катастрофу, откормленную тушку Ромы всегда можно пустить на гуляш.

И вот кроваво-красный закат разлился на полнеба, потом загустел, почернел, как и полагается крови. Солнце упало в прорезь горизонта, как жетон в игровой автомат. Давненько, ох, давненько я не видывал игровых автоматов… Волной накатил легкий, пьянящий, но, блин, не попутный ветер.

Старик завозился на бухте канатов, потирая належанные бока.

– Темнеет.