Пропаданец

утех. А Нэйта решилась плыть, потому что… Конечно, вряд ли найдешь мужа лучше, чем будущий император. К тому же в Фалгонаре запрещено многоженство. Оставим. С кем из его свиты вы еще говорили?

– Э? Советники разные… Несколько приближенных дворян. Совершенно никчемный колдун… как же его звали?.. Ом Бакинчу.

– Никчемный, но имя-то вы запомнили.

Шлюпка легла на воду. Матросы отпихнулись от корпуса флагмана и взялись за весла.

– Бездарный шарлатан! Выходец из страны Йенди, а точнее – я подозреваю! – Франног задрал палец, разойдясь не на шутку, – он оттуда бежал. Его вычеркнули из матрикула тамошнего магического ордена, а может, приговорили к смерти за какие-то грехи. – Край робы несильно задел макушку Франнога. – Шахнар! Ой! Да-да, помню: мне нельзя вертеться!.. Он порицает селистианскую магию за косность, а сам ни черта не смыслит в герметике, бестиарике и антропософии! Не видит разницы между химерой и мантикорой. Повсюду таскает реквизит – жезл с перидотом, хрустальные шары, гримуары. Как будто настоящий чародей не способен без них показать, чего он стоит!

– Аргх, хватит! У вас вышел спор?

– Я… – Мудрец внезапно замялся. – Я был, так сказать, второй скрипкой. Основной спор развернулся между придворным магом Крочо, несравненным Абу-Нишрамом, и Бакинчу.

– Вот как, а я-то полагал, что у Крочо всего один чародей-дармоед…

– Что-что?

Отдуваясь, я указал на фигуру под бушпритом:

– Говорю: этот засранец с позолоченными патлами – наверняка точная копия принца.

Старик вздернул ощипанную бровь, глянул уголком глаза:

– Это фольклорный богатырь Тиберио Вакас. Победитель драконов и спаситель принцесс.

– Гм!

– В юности был схвачен врагами и после пыток потерял способность физически любить женщину. Посему является символом непорочности и светлого платонического чувства.

– Уреш! – История произвела на меня впечатление.

– Ты перебил меня, Олег! Обмен мнениями перешел в диспут, а закончился оплеухами. Крайне неудобно получилось. Бакинчу настаивал на магическом поединке, но Тендал и Крочо уладили стычку между чародеями полюбовно. Но этот Бакинчу, несомненно, заслуживал хорошей магической трепки!

Я опустил робу.

– Стало быть, все внимание Бакинчу было приковано к Абу-Нишраму? Это хорошо.

– А тебя он видел и, прости… ох, Шахнар, прости… вожделел.

– Знаю. Я буду изображать кретина с перекошенной рожей.

– Ох…

– Для меня это не сложно, Франног.

– Хм, сын мой…

– Все, больше ни слова: шлюпка подходит!

Франног извернулся и – о, он, бесспорно, усвоил мои наставления! – радостно замычал.

Глава вторая (обманная) Грязные мерзкие негодяи[21]

Я не брал уроков актерского мастерства, но жизнь в этом мире – особенно первые годы, когда я прозябал в рабстве – научила меня прикидываться. Я знал – если перекосить рожу, например, приподнять мышцы одной части лица, тебя вряд ли узнают люди, с которыми ты знаком, скажем так, шапочно. Друзья, конечно, опознают, но на «Божьей благодати» друзей у меня, тьфу-тьфу, не было. А принц, слава всем богам Вселенной, не стал мне близким другом, хе-хе. Вандора стала… больше чем другом, но ее нет на «Благодати» и подавно.

Ну-ка, ребята… ну-ка, посмотрите. Я вижу как вы висите над волнами и ухмыляетесь, разглядывая, как я, повернувшись тылом к кораблю и приближающейся шлюпке, корчу рожи одна страшнее другой. Впечатляет, верно? Я – умею. Я – мастер на все руки. И на всю свою дурную физиономию. Девушки, не бойтесь! Особенно во-он та девушка, в голубой блузке с глубоким вырезом, которая сжимает в пальчиках с изящным вишневым маникюром Kindle, и еще та, худенькая, с конским хвостиком и круглыми очками – по виду ботанша, что держит смарт LG Optimus и шевелит губами в такт чтению. Ну, не стоит морщиться, моя красота ко мне вернется, и вы сможете меня расцеловать, хотя ваши губы бесплотны и пройдут внутрь меня… Ну-ка, скорчим левую часть лица. Не правда ли, красавец?

* * *

Палуба флагмана казалась необъятной, грандиозные наборные мачты превращали людей в карликов. Подвязанные паруса в дебрях такелажа выглядели купами грузных облаков; закатное солнце сообщило им легкий, едва заметный золотисто-желтый оттенок. Пахло смолой, свежеструганным деревом, пенькой и какими-то восточными пряностями. И куда бы ни падал мой взгляд, «Божья благодать» сверкала девственной