— Как себя здесь чувствуешь?
— Чувствую?
Катон на мгновение задумался.
— Как чужой в этом доме, если честно. У меня никогда не было своего дома. Для меня все это в новинку. Даже не знаю, что со всем этим делать.
— Нам остается играть с тем, что сдает нам Фортуна, парень. И у нас нет особого выбора в том, что с этим делать.
Катон улыбнулся.
— Это что? Философствуешь?
— Это опыт, парень. Куда лучше философии.
Неяркий свет и шаркающие шаги возвестили о возвращении Аматапа. Вместе с ним шла дородная женщина в свободной тунике, которая висела на ней, будто палатка. Домоправитель сделал жест рукой, и она поклонилась Катону и Макрону.
— Это Петронелла, хозяин.
При свете лампы Катон увидел, что у кормилицы миловидное пухлое лицо и пронзительные темные глаза, высокий лоб и коротко стриженные темные волосы. Лет тридцать с небольшим вроде бы, хотя при таком освещении трудно сказать точно.
— Полагаю, тебе сказали, кто я такой.
Она кивнула.
— Я бы хотел увидеть моего сына.
— Да, хозяин.
Она взяла лампу у Аматапа и повела их к двери в комнату Луция. Остановилась, взявшись за задвижку.
— Хозяин, будет лучше, если войдем только мы двое. Не стоит пугать бедное дитя, если он вдруг проснется в окружении незнакомых взрослых.
— Хорошо, — ответил Катон и повернулся к Макрону. — Не возражаешь?
— Вовсе нет. Это же твой сын. Со временем я и так с ним хорошо познакомлюсь.
— Благодарю тебя, — ответил Катон и повернулся к кормилице. Та сдвинула задвижку и тихо открыла дверь. Подняла лампу и вошла в комнату, ведя за собой Катона.
Это оказалась скромно обставленная комната правильных пропорций. Кроме кровати в ней были табурет и сундук в изножье кровати.
— Осторожнее, хозяин, — прошептала Петронелла, показывая под ноги. Катон поглядел вниз и увидел, что едва не наступил на небольшие деревянные фигурки, стоящие на полу. Наклонившись, он поднял одну из них. Это оказалась достаточно грубо вырезанная из дерева фигурка легионера.
— Очень их любит, — сказала кормилица. — Все время с ними играет, хозяин. И убрать их его не заставишь, когда он спать ложится.
Катон поставил фигурку на пол и тихо подошел к кровати. Петронелла поднесла лампу ближе, и он увидел лежащего на животе мальчика, повернувшего голову в сторону, разбросавшего руки в стороны. Тонкое одеяло он тоже скинул во сне, а пухлые ножки вытянул. Когда Катон подошел к нему, мальчик сморщил нос и что-то невнятно пробормотал, а потом вздохнул. Затем его дыхание снова стало ровным и неглубоким.
Катон тихонечко сел на край кровати и осторожно коснулся мягких темных кудрявых волос. У него зашлось сердце.
Это его сын. Луций. Его плоть и кровь, плоть и кровь Юлии. Ему показалось, что он видит курносый нос и маленький подбородок, унаследованные им от матери. От этого у него заныло сердце. Он снова затосковал по Юлии и мысленно проклял богов за то, что они забрали ее у него.
Осторожно встав, он кивнул в сторону выхода в атриум. Они оставили спящего мальчика и тихо закрыли дверь.
— Ну как? — спросил Макрон, наклонив голову.
— Отрубился и спит, как ветеран.
Макрон усмехнулся.
— Значит, весь в отца. Повезло ему.
И тут Макрон сморщился и непроизвольно зевнул.
— Чтоб меня, совсем расклеился.
— Да уж точно. Аматап, найди центуриону хорошую кровать.
— Да, хозяин. А тебе?
— Я лягу спать в главной спальне.
— Да, хозяин.
— Хорошо, и разбудишь нас завтра во втором часу. Я так понимаю, еды у нас хватает.
— Вполне, хозяин, — ответила Петронелла, кивая.
— Тогда будем спать ложиться.
Аматап слегка сморщил лоб.