– Не люблю мечтателей.
И тут же продемонстрировал свою нелюбовь: ткнул меня Эстерлиором в грудь. Ох уж мне эти ирратские монархи…
Дзаа-а-анг! – пропели встретившиеся клинки, и снова расстались. Норн озадаченно нахмурился – как же, такой коварный удар пропал! – и атаковал снова. Воздух вокруг нас выл и стонал, запястья онемели от ударов стали о сталь, в ушах звенело, а в глазах рябило. Правое плечо обожгло болью – на рукаве появился длинный разрез, сразу окрасившийся алым. Тут же Эстерлиор взмыл вверх, чтобы обрушиться мне на голову, и я не упустил шанс. Быстрый шаг вперед, поворот вокруг своей оси, взмах Гелисвортом, одновременно приседая и пропуская над собой чужой клинок, и – рубанул Гелисвортом по внутренней стороне бедра, снизу вверх. Хайверг взмахнул руками и рухнул вниз черным кулем. Я прыгнул следом, приземлившись обеими ногами меж лопаток врага. Сухо треснул позвоночник, и защитный купол с легким хлопком исчез. Я занес клинок для последнего удара…
– Остановись!!! – пронесся над залом знакомый, но причудливо искаженный голос. – Остановись, безумец! Это твой отец!
Кто-то подскочил и успел подхватить тело врага моего.
– Идиот! – крикнул он, глядя на меня не то с сожалением, не то с гневом. – Ты только что убил своего отца!
Смысла этой фразы я все не мог понять, как и того, что ее прокричал мне родной дядя. Безликий повернул голову – покров Тьмы таял, открывая настоящие черты его лица – и посмотрел на того, кто поддерживал его тело.
– Это ты, Альдмир?..
– А кто же еще!
– Я думал… тебя нет.
– Так и было задумано.
– Ты сказал…. – пальцы Хайверга сгребли рукав моего дяди, – ты сказал правду? Он мой сын?
– Истинная правда, Вальтер! – подтвердил тот торжественно. – Этот балбес – твой потомок. Тефана попросила меня спрятать его, когда узнала об опасности.
– Какая… ирония судьбы, – горько усмехнулся Хайверг, – все, как предсказывалось…
Я переводил взгляд с одного на другого, с дяди на Хайверга, а потом с Хайверга на дядю и никак не мог поверить в происходящее.
– Тогда кого убил Теймур? – спросил Хайверг.
– Безродного.
Покров Тьмы исчез, и я смог разглядеть истинное лицо того, кого дядя назвал моим отцом. Теперь стало понятно, почему он носил тот покров: все лицо покрывали страшные шрамы, какие бывают после глубоких ожогов или проклятий. Но глаза… Глаза были мне знакомы: точно такие же я каждое утро вижу в зеркале. Значит, правда?
Но я не хотел, не мог принять эту правду! Лучше уж иметь отца-алкоголика, чем… вот этого безумного маньяка, одержимого страстью к разрушению.
Хайверг повернулся и посмотрел мне прямо в глаза с сожалением и тоской.
– Сын… – проговорил он, протягивая ко мне руку, – я не знал…
– Я тоже.
Он попытался подняться – не получилось, закашлялся и упал на руки Альдмира.
– Дай мне руку, сын, – попросил Хайверг, немного отдышавшись.
Я колебался, не зная, как поступить.
– Дай ему руку! – то ли приказал, то ли попросил мой дядя. – Не отказывай своему отцу хотя бы в этом!
Я опустился на одно колено и протянул руку, до конца не понимая, зачем это делаю. Пожатие умирающего оказалось на удивление крепким. Сначала он просто держал мою руку и смотрел в глаза, потом заговорил:
– Артур из рода Са-Масте, потомок Мастера, рожденный в ночь Великого Полнолуния Каиноса шесть циклов тому назад! Я, твой отец Вальтер Хайверг, перед лицом смерти отдаю все долги и дарую то, что принадлежит тебе по праву рождения: силу, власть и знание. Бери и владей!
Я ощутил поток энергии, вливающийся из его слабеющей руки в мою, провалился в водовороты сил, которыми стали его глаза, взлетел, упал, понесся коридорами времени, умирая и воскресая вновь, оставаясь самим собой и в то же время становясь новым человеком, обретая свое настоящее естество – то, что принадлежало мне по праву, но было отобрано с самого момента рождения.
А потом я понял, что все еще нахожусь во дворце Ирратов и держу в ладони безжизненную руку своего бедного отца. Вальтер Хайверг, он же Безликий Разрушитель, умер. И все, чем он был, чего хотел, о чем мечтал, отошло в вечность.
Бедный отец! Теперь я знал о нем все, абсолютно все, потому что вместе с силой и могуществом получил и его память. Понять – значит простить, а я понял своего отца.
Что ж, прощаю тебе все, мой безумный родитель, как и ты простил мне твою смерть.
Я закрыл умершему глаза и с помощью дяди уложил его на пол, сложив руки на груди. Снял с его пальца перстень-паук и недолго думая надел себе –
