иметь полезно. Кроме того, сообщать остальным, где находишься и когда тебя ждать, считалось хорошим тоном.
Выяснилось, что в одном с Кэт районе работали еще два десятка экспедиционников. Не чересчур ли много? Она решила перепроверить. Ожидая подтверждения, она обвела взглядом горизонт и, действительно, заметила еще двоих.
Поразмыслив, Кэт отправила голосовое сообщение для Дока: «Надо переговорить, как вернусь. Не срочно. Но важно».
После этого Кэт-два выкинула из головы все лишнее и сосредоточилась на насущном, а именно на построении маршрута через теплые потоки таким образом, чтобы добраться до восходящей волны дальше по хребту. Планер тем временем накопил достаточно энергии (в основном в виде высоты), и переходы от одного потока к другому ее участия почти не требовали. Так что Кэт могла позволить себе время от времени задремать минут на двадцать.
В сущности, с таким полетом справился бы и робот: автоматические планеры уже парили над всей Новой Землей. Однако Кэт не хотела терять навык, перепоручая выполнение отдельных задач машинам, а еще ей нравилось вести планер самой, пусть и с перерывами. Алгоритмы, конечно, работают, но написать и улучшить их может только человек. А как это сделать, если не летаешь сам?
От краткого вечернего сна ее пробудило резкое ускорение полета. Кэт опустила глаза и увидела в тысяче метров под собой заснеженные пики. Она добралась до восходящей волны – неисчерпаемого источника атмосферной энергии, по сравнению с которым энергия восходящих теплых потоков казалась ничтожной. Волна шла вдоль хребта, протянувшегося с севера на юг. Поверни Кэт сейчас на север, та бы доставила ее, наверное, к самому полярному завихрению, а оно – к границе атмосферы. Однако на одних крыльях до места назначения долететь было нельзя, и поэтому Кэт развернулась на юг и повела планер по границе волны, слегка наклонившись набок. Таким образом ей хватало энергии на набор высоты, а планер не разгонялся быстрее трехсот километров в час. Она и так ощущала себя, будто муха, которая решила прокатиться на урагане.
Сгустки в полотне звука указывали на наличие других объектов сверху, снизу, справа и слева от Кэт. Их даже можно было различить глазом: подсвеченные солнцем фюзеляжи и кончики крыльев хорошо выделялись на фоне пурпурного закатного неба.
В самой вышине – невообразимо далеко, хоть и все равно на «низкой» околоземной орбите, – ползли массивные конструкции, похожие на минутные стрелки гигантских часов. Они напоминали вытянутые в линию созвездия с яркими светилами на концах. Одна из таких стрелок проплывала по небу точно к югу от Кэт, но она туда никак не успевала. Впрочем, с запада приближалась еще одна – словно занесенная над планетой гигантская нога с готовой опуститься ступней. Это был ее прикол, даже не нужно сверять параметры. Тем не менее расчет она все равно запустила: отчасти, чтобы подтвердить свою догадку, отчасти, чтобы уведомить остальные аппараты в этом столпотворении о своем курсе. Элементарная вежливость на случай, если кто-то еще нацелился на тот же прикол.
Пока она добралась до него, стемнело. Прикол – название восходило к слову «причал», обозначавшему на Старой Земле место стоянки кораблей – представлял собой полую капсулу, закрепленную на тросе, который тянулся далеко в космос. На другом его конце, в тысяче километрах, висел такой же прикол и выступал в качестве противовеса. Вместе они образовывали что-то вроде космического бола, а постоянное круговое движение обеспечивало натяжение кабеля. Бола двигался вокруг Земли, как и обыкновенный спутник, разница лишь в том, что высота орбиты и длина кабеля рассчитаны таким образом, чтобы с каждым оборотом (или, как это видела Кэт-два, шагом по небу) прикол на нижнем конце опускался в верхние слои атмосферы и почти неподвижно зависал примерно на минуту. Представьте себе бегуна, который перед каждым следующим толчком на долю секунды касается земли, хоть в движении это не заметно. Как бы то ни было, прикол опускался и сбрасывал скорость так, чтобы планер, разогнанный и выброшенный высоко в атмосферу энергией подветренной волны, мог достать до него и зацепиться.
Глаза и уши Кэт-два подсказывали, что вместе с ней к приколу движутся и другие аппараты. Правила предписывали за несколько минут до стыковки передать управление «Параматрице», последней версии древней программы, которая и выстраивала конечный маршрут. Будь Кэт здесь одна, она бы легко справилась сама. Но поскольку приходилось координировать стыковку с прочими аппаратами, то лучше всего было довериться программе, которую специально для этого разработали пять тысяч лет назад.
Когда Кэт-два уступила управление компьютеру, до прикола все еще оставалось невозможно далеко, однако уже через несколько минут он надвигался на нее, как метеорит в замедленной съемке, весь в мигающих красных огоньках. Он напоминал мяч для регби, вытянутый от носа к корме, с куцыми крылышками, которые, меняя угол атаки, подруливали в разреженном воздухе. Планер Кэт-два и другие аппараты приближались к приколу сзади и быстро догнали его, когда он замедлился почти до полной остановки.
Корма представляла собой широкий проем с раздвигающимися створками, за которыми находилась просторная, ярко освещенная палуба – этакие волшебные врата в небесах. Перед Кэт, мигая огоньками, выстраивались в очередь на посадку другие аппараты.
Светящийся проем приближался, словно по небу плыло замерзшее солнце. Планеры один за другим заходили с подветренной стороны, опускались на палубу и, проехав немного или отскочив несколько раз, замирали. Издали могло показаться, что они влетают внутрь ровно по горизонтали. На самом деле палуба была немного наклонена, так что аппараты как бы вползали по пологому трапу, что позволяло гасить скорость. Планер Кэт-два дважды отскочил и наконец опустился на трап. Сила тяжести – настоящая и искусственная – прижала ее к палубе; планер резко остановился, в глазах помутнело от прилива крови к голове.
С одной стороны, планер больше не двигался. С другой – Кэт теперь находилась в одном из грузов на конце бола, описывающего окружность диаметром около четырех тысяч километров. Издалека бола казался степенным, но на самом деле скорость его была такая, что внутри получалось два