его лице нарисовался вежливый интерес – так люди возвышенного склада ума относятся к неожиданным встречам, в которых видят иронию судьбы. Когда- нибудь они, отбросив политические противоречия, со смехом будут вспоминать эту встречу за бокалом красного антимерского. Так он, наверное, размышлял, пока Кэт-три не засадила ему патботом точно посередь лба.
Ужик, в мозгу которого была записана простейшая функция – реагировать на все интересное, повернулся на звук выстрела. Кэт придавила его ногой. Робот постарался сопротивляться, но в итоге упал. Он мог бы погнаться за мойринкой, но такой программы в него не вшили. По сути, это была всего лишь платформа с камерой, обладающая только зачатками сознания. Ужик остался на месте, тупо пытаясь отыскать лицо аретаика, чтобы оно попало в центр кадра. А поскольку аретаик катался по земле, будто охваченный огнем, это требовало немалой гибкости.
Кэт-три тем временем сломя голову бежала через лес. Прикинув, что болото она почти обогнула, повернула в сторону моря. Замедлила шаг. Если расчет был верен, она приближалась ко второму диггеру, и, в отличие от Барда, Беледа и Роскоса, у нее не было никакой защиты от стальных стрел.
За спиной и выше по склону хрустнула ветка. Диггер, рыжеволосый и голубоглазый, стоял всего в пяти шагах. Тетива лука полностью натянута, стрела нацелена прямо в лицо мойринке. Свежеотточенный наконечник ярко бликовал в свете из бухты. Свой катапульт Кэт-три убрала по дороге, чтобы не мешал бежать. Защищаться нечем.
Кантабриджия-пять не приказывала ей вывести из строя обоих диггеров. Главное – не дать им никому навредить и не допустить, чтобы их трупы попали в прямой эфир.
– Ты совершаешь ужасную ошибку, – сказала она.
Диггер не шевельнулся, но медленно кивнул. Она приняла это как знак согласия на разговор.
– Те люди – красные – лишь притворяются, что на вашей стороне, а на самом деле только и ждут, чтобы извлечь выгоду из вашего союза. Они сами хотят занять Землю.
– А вы – нет?
– Синие тоже немногим лучше.
– Тогда зачем нам слушаться вас?
– Вы никого не должны слушаться вслепую. Ни меня, ни его, – она указала в сторону аретаика.
Молчание. Диггер обдумывал ее слова.
– Ты знаком с Чехов-Шпицберген? – спросила Кэт.
– Конечно.
– Она рассказывала тебе про шахматы?
– Я и без энци знаю, что такое шахматы, – сказал диггер. – Мы играем в них испокон веков.
– Тогда тебе известно, что пешка – самая слабая фигура, но может стать сильной в зависимости от ситуации на доске. В начале игры ими жертвуют легко. В конце игры они могут поставить мат королю.
Ее перебил еще один хлопок кнута, донесшийся снизу, затем разом еще два. Кэт боролась с желанием обернуться и посмотреть. Диггер посмотрел на поле боя, оценил обстановку и снова повернулся к мойринке. Наконечник стрелы не поколебался ни на мгновение.
– Пешки в этой ситуации – вы. Вы даже не представляете, насколько малы и незначительны по сравнению с силами наверху. Если вы позволите красным играть вами, то стоит им добиться своей цели, вас тут же пустят в расход. Если вы будете вести собственную игру, то станете сильнее и будете на равных с остальным человечеством.
Диггер резко вскинул лук – Кэт-три дернулась и зажмурилась, – затем ослабил тетиву и убрал стрелу в колчан.
– В каждой шутке, как говорится, есть доля истины, – сказал он.
– Да.
– И все-таки твои слова подтверждают подозрения, которые зрели у меня с той самой минуты, когда пришли эти ваши красные. Я намерен вернуться назад и обсудить все с остальными.
Ничего больше не сказав, он повернулся спиной к Кэт-три и ушел обратно в горы Берингии.
– Мне многое про тебя известно, Тюратам Лейк, – сказала Кантабриджия-пять. – По крайней мере то, что попало в официальный рапорт.
– Значит, от силы половина.
– Пусть так. Но я знаю, как ты внутри разрываешься. – Она лишь слегка наклонила голову в сторону склона, глаза за стильными линзами одра блеснули золотом. – Ты хочешь вступить в бой и помочь товарищам. Весьма похвально, но мне – и Цели – ты нужен здесь.
– Хорошо. Весь внимание.
Хоть в этом не было никакой практической пользы, его не покидал вопрос, сколько же лет этой женщине. Эпигенетические сдвиги могут скрадывать видимые проявления старения. Есть подтвержденный факт, что как минимум одна мойринка – Ямайка Набалдашник-двенадцать дожила до двухсот лет. При каждой беседе Тэ мысленно прибавлял Кантабриджии-пять лет по десять. Сейчас ему казалось, что ей за восемьдесят.
