— А мы не кубинцы. Так что не извиняйся. — Рамирас усмехнулся. — Я венесуэлец, а Паблио — мексиканец. Да и не все так мрачно, как нарисовал командир. У Островов — автономия. В начале освоения все, считай, делалось на деньги русских. Острова захватили на деньги русских и фактически русскими руками. Мы только зачистку проводили. Сам посуди, у нас ни морского транспорта, ни вертолетов, ни штурмовиков. Единственное, добрались до Берегового практически сами, и то нам около тысячи грузовиков собрали Техас, Конфедерация и Россия. Когда начинали обживаться, каждому гвоздю рады были. Хорошо, нам сразу поставили разборные хижины, их пять-шесть парней вручную за три часа собирали. До сих пор есть поселки, где они стоят, и менять их люди не собираются. Ну а в Гаване и в паре других городков уже щитовые дома, как в Демидовске или как здесь, например. Сейчас русских на островах уже не меньше кубинцев, и с каждым месяцем их все больше. Чистых кубинцев сейчас на Островах тысяч девять, а тогда вообще около семи тысяч было. Сейчас уже не секрет, что тогда они очень нагрели каких-то влиятельных дельцов из Ордена, и им ну просто позарез нужна была своя земля там, где их Орден не достанет. Аверьян через своих офицеров выжал все, что смог, из командования тогдашней кубинской армии. Правда, давил очень умеренно, все же люди протекторату очень нужны были. Но и дали им все, что смогли. Построили города, порты, поселки, аэродромы. Города, правда, только названиями города, как в Америке. Школы построили. Больницы. Дети учатся в институтах в Москве и Демидовске. Сейчас практически нет разницы — островитянин ты или житель континентальной России. Интегрировались почти на сто процентов. Ну, еще на Островах два государственных языка, русский и испанский, вместо мэров алькальды городами и поселками руководят, налогов на островах остается прилично больше, чем на суше. Так что все нормально, просто наш командир Острова не любит. Плохие воспоминания. — И лейтенанты засмеялись.
— Ладно, нечего прошлое вспоминать. Сейчас, если бы не прикипели кровью и по?том к этой земле, бросили бы все и рванули на север. Какие там земли, закачаешься! Рядом с этой саванной их и не поставить! Леса огромные, степи ковыльные. Приволье, ветер свежий, а не как из парилки или духовки. Красота! — Капитан мечтательно покрутил головой. — Так нет, моя жена не хочет. Дом, город, Театр оперетты в Москве и Оперный театр в Новой Одессе. А там дикие места, разве что вдоль побережья наши поселения стоят. Форт Росс, Киев, Питер, Ростов. Самый большой — Форт Росс, его уже лет пять как образовали, там тысяч десять народу, остальные поселения — поменьше. Да и на западе, в Загорской области, неплохо. Там горы в основном, горные долины, только к побережью переходят в равнину. Для железной и автомобильной дороги лишь пару более-менее подходящих перевалов нашли, да и то они на высоте не меньше четырех тысяч метров находятся. Наши сейчас вовсю обустраиваются… — Капитан еще с час рассказывал о России, лейтенанты то соглашались с его точкой зрения, то посмеивались и высказывали свою.
Интересная беседа вышла, поучительная. И очень информативная для Леньки. Но всему свое время, так что он распрощался с офицерами, расплатился за обед (заказав при этом еще литр водки с соленьями и рыбкой на закусь. На Старой Земле у него в соседях жил один военный летун в отставке. Ленька хорошо помнил, что его перепить не мог ни один мужик в совхозе). И пошел в оружейный, втайне надеясь еще разок увидеть Вашти. Но в магазине был только жутко недовольный хозяин. Как выяснилось, недоволен он был пьяным учителем. Ленька вежливо поздоровался:
— Добрый день, мистер Эддингтон. Оливия сказала зайти попозже, забрать деньги за автоматы и «Крикет». И, если можно, я хотел бы обменять автоматные патроны на «семь шестьдесят две на пятьдесят один» демидовского производства.
— Здравствуй. Вот деньги. По восемь сотен за автомат, полторы сотни за мелкашку. Патроны обменяю, без проблем. Три твоих за два моих, идет? — И крепкий, кряжистый мужик с ослепительно лысой головой, передвинув деньги Леониду, пошел в подсобку, ворча о чем-то себе под нос. Там сухо забрякали отсчитываемые гильзы, и вскоре Эддингтон вышел оттуда. Поставив на стол перед Ленькой картонную коробку с патронами — яркую, из-под каких-то конфет. Он внимательно поглядел на него, подумал и спросил:
— Леонид, ты русский ведь? Как вы с алкоголизмом боретесь? — Потер лысину и, махнув рукой, продолжил: — Оливия втрескалась в Мюрата и слушать ничего не хочет. В принципе он очень неплохой парень, великолепный учитель — но пьяница! Я слышал, вы, русские, как-то умете лечить алкоголиков быстро и эффективно.
— Ну, я здесь еще с этим не сталкивался. — Ленька озабоченно почесал макушку. Интересная все-таки логика у этого Эддингтона — спрашивать о борьбе с алкоголизмом поддатого русского парня… — В Старом мире их лечили, вшивая «торпеду» под кожу, психологи гипнотизировали, еще много как. Лучше всего у нас одна бабка лечила, заговорами. Ведунья вроде как, потомственная. Она на соседнем хуторе бог знает сколько лет живет и никуда, кроме как в партизаны, в войну, его не покидала. Но вот есть ли такие бабульки здесь, в этом мире? Знаете, тут в «Бейджине» несколько русских офицеров сидят, выпивают, они наверняка знают, есть ли такие в Русской Республике.
— Долго они там будут? — Эддингтона явно заинтересовала эта информация.
— Ну, когда я ушел оттуда, они выпили треть литровой бутылки водки. Такими темпами им ее еще минут на пятнадцать хватит точно. — Ленька поглядел на свои наручные «Свотч».
— Так-так… тогда ты извини, но магазин закрывается. — Хозяин передал Леньке плотный пластиковый пакет для переноски коробки с патронами и начал активную деятельность по свертыванию торговли. Впрочем, она заключалась лишь в гашении ламп и активации сигналок.
Ленька же попрощался и пошел на вокзал, уточнить сроки отбытия автомотрисы в «Конец путей». Все-таки график движения здесь скорее предполагаемый, чем обязательный, стройка дороги постоянно коррективы вносит.
Вот и сейчас, едва он вступил на гулкий дощатый перрон и спросил у дежурного по станции, пожилого мексиканца, насчет автомотрисы, как тот его не то чтобы огорошил, но скорее озадачил:
