Но сейчас он именно приказал. Не очень громко, но так, что стало ясно, что если его приказ не будет мгновенно исполнен, то… В общем, слуги поняли, что этот приказ нужно исполнить именно мгновенно.
Такая сила и решимость была в его голосе, что у меня внутри всё сжалось от призрачной надежды!
А вдруг? Никто и никогда не смел противиться монахам, действовавшим по воле Его Великой Святомудрости. Но он – Сын Бога, и он волен действовать так, как считает справедливым, а не так, как принято или не принято в нашем мире.
Досказывал я уже на скаку. Нахлёстывая бешено летящего коня, задыхаясь от встречного ветра, я отчаянно выкрикивал страшные слова. Что дядя с женой и их дети уже висят на дыбах на деревенской площади. Что уже согнана толпа смотреть на их казнь. О том, что монахам уже известно, что я – племянник схваченного “еретика и богохульника”, сын его брата, казнённого с женой три года назад за такое же богохульство. И что скоро должен быть послан (или уже послан) отряд монахов и за мной. Им известно, что я – личный слуга и доверенное лицо самого герцога Максима, но разве это может остановить служителей Святой Церкви, слуг Его Великой Святомудрости?
Этот отряд вооружённых монахов, “группа захвата”, как назвал их потом Максим, повстречался нам по пути.
— Именем Господа и Святой Церкви остановитесь! – торжественно приказал “командир группы захвата”.
— Прочь, быдло! – яростно рявкнул герцог Картенийский, выхватывая Меч и ещё сильнее пришпоривая мчащегося во весь опор жеребца, направляя его прямо в гущу пеших монахов.
От неожиданности те шарахнулись в стороны, и мы помчались дальше.
До деревни было недалеко, и когда мы ворвались на площадь, Лунный Меч по–прежнему был в руке Максима. И он даже и не подумал вложить Его в ножны.
На всём скаку он врезался в плотную толпу, которая мгновенно расступилась перед ним, и юный герцог оказался в окружении палачей. И стал рубить их. Одного за другим.
Со стороны это было, наверное, Божественно красивое зрелище. Мальчишка на бешено гарцующем красавце–коне, с Лунным Мечом в руке, которым рубил так умело и с такой яростью, что взмахи сверкающего драгоценного клинка казались вспышками серебряной молнии. И от этих вспышек Лунного огня не было спасения, они настигали палачей всюду, куда бы те ни пытались бежать. Каждая такая серебряная вспышка обильно окрашивалась алым, и кто?нибудь непременно падал зарубленным.
Сверкание серебряной стали, храп коня, заразившегося неистовой яростью седока, кровавые фонтаны, вой обезумевших от ужаса ещё живых монахов – всё это длилось считанные мгновения. Но все, кто был в это время на площади, на всю жизнь остались ошеломлены и очарованы случившимся
С этого дня люди наконец поверили, что Максим – действительно Сын Божий, о Пришествии которого на землю говорилось в “еретической” Первой Книге.
Никто другой просто не осмелился бы поднять руку на слуг Его Великой Святомудрости! Но дело было не только в этом. Но и в том, как это происходило. Как обычный с виду мальчишка в одиночку, без всякого страха и сомнений разил толпу вооружённых до зубов и отлично владеющих оружием монахов. И как они не только не смогли защититься, но даже и не пытались этого делать. Настолько ужасен был обрушившийся на них гнев самого Бога, избравшего орудием возмездия собственного Сына, вооружённого Лунным Мечом. Что это – именно гнев Бога, в тот момент поняли все, кто там был. В том числе и сами монахи.
А потом по приказу Максима мой дядя и его родные были сняты с дыб. Они были ещё живы, казнь “богохульников” всегда продолжалась очень долго, чтобы недостаточно стойкие в вере устрашились и не последовали их пагубному примеру. Мои родичи были ещё живы, но изувечены так, что спасти их казалось совершенно невозможно.
Никто и никогда не спасал попавших на дыбу, не для того они туда попадали. Поэтому несчастных просто перенесли, очень осторожно, чтобы не причинять лишнюю боль, в их дом, уложили на кровати и накрыли простынями. Чтобы они смогли умереть в постели, а не на окровавленной дыбе.
И тогда Максим сотворил новое Чудо, действительно, по–моему, самое невероятное из всего, что он сумел сделать в нашем мире. Чудо Божественной Любви. Удивительно, что легенда об этом Чуде хоть и вошла потом в “Жизнеописание Святого Максима, Сына Божьего”, но как?то затерялась среди множества других легенд. Наверное потому, что убивать у нас считается чудом гораздо большим, чем исцелять.
Максим переходил от одной кровати к другой и что?то тихо говорил умирающим. Простирал над ними светящийся Лунным серебром Меч. И стоны прекращались, на измученных лицах появлялись румянец и улыбка, дыхание выравнивалось. Мои родные засыпали. Именно засыпали, а вовсе не умирали.
Потом дядя рассказывал мне, что он почувствовал сквозь надвигающийся сон, как со сверкающего лезвия Лунного Меча на него изливается Свет Божественной Любви. Как серебряные лучи просвечивают его тело насквозь, растворяя и унося страдания, наполняя его силой и хрустальным звоном, очищая и врачуя, почувствовал, что нестерпимая боль превращается в жжение, сильное, но совсем не болезненное, даже приятное, почувствовал, как его тело растворяется в Божественных Лунных лучах, а потом вновь рождается оттуда, уже исцелённым.
Ему трудно было рассказывать, трудно подобрать нужные слова, да и можно ли вообще выразить словами Божественное Чудо? Он так и не смог
