унижаться и оправдываться не привык. В поисках поддержки я посмотрел на отца: дескать, скажи хоть ты, что я совсем другой…
Видно было, что отцу этот разговор неприятен. Но он молчал.
– Я ведь подходил к тебе насчет Светлячка, – продолжал Леденец уже спокойнее. – Пытался достучаться, втолковать, что не стоит домой тащить паренька, невесть где десять лет шлявшегося, невесть чем занимавшегося да еще что-то мутное со своим возрастом сотворившего…
Не помню такого. Может, и подходил… Но Леденец, хоть и был какое-то время вольным сталкером, изначально военная косточка, раб уставов и инструкций. И вечно перестраховывается. К его раздражающему нытью на эту тему я отношусь как к жужжанию надоедливой мухи. Пропускаю мимо ушей. Отсекаю от сознания.
Тот факт, что на сей раз Леденец оказался абсолютно прав, отчего-то заставлял злиться на сталкера еще сильнее.
– Закрыли тему, – резко оборвал я дискуссию. – Потом договорим, если захочешь. Привал заканчивается, а мы не решили, что делать с Жужей. Предлагаю вот что…
Я объяснил свою задумку: отец поговорит с Горгоной, попросит сосредоточить все внимание на Жуже. Если бывшая почувствует с ее стороны попытку ментального воздействия на членов группы, пусть бьет со всей силы, не миндальничая и не опасаясь переборщить.
– Наша жукоглазая сейчас насосалась энергией, как клоп кровью. Натали может не справиться… – засомневался Леденец.
– На этот случай – ты на подстраховке. Глаз с нее не спускай, чуть что – стреляй сразу наповал, в голову. Шлем не снимай.
– В шею…
– Не понял.
– В шею буду стрелять, в позвонки.
– Почему?
– А вот поэтому…
Он достал из кармана снимок, махнул у меня перед носом, убрал обратно. Я успел разглядеть: Жужа… Копия фотографии, показанной Лордом. Или даже та самая. Вот ведь жадный ублюдок…
– Папа, ты понял свою часть задачи?
Отец тяжело вздохнул, глядя мне прямо в глаза. Взгляд его был знакомым, но уже изрядно подзабытым. Так он смотрел на меня годы назад, когда я, весьма отмороженный юнец, допускал какой-нибудь особо выдающийся косяк…
– Поговоришь с Горгоной?
– Я уже поговорил с Наташей, – печально ответил отец, выделив имя голосом. – И она уже присматривает за девочкой.
Вот даже как… Непонятные какие-то тенденции вызревают за спиной командира группы.
– Тогда пошли. – Я поднялся со стола.
Для себя, естественно, я припас самое трудное и ответственное задание, но озвучивать его не стал… Потому что мало застраховаться от возможных сюрпризов со стороны Жужи. Мало. Необходимо сделать из нее активную союзницу в схватке с Плащом – после сегодняшней демонстрации возможностей, состоявшейся на Исайке, я желал этого как никогда. Сыграю в старую игру «добрый и злой следователи». Старая-то она старая, но Жуже наверняка не известна.
Когда она почувствует ментальный контроль Горгоны, когда увидит своими смотрящими разом во все стороны глазенапами, что Леденец держит ее под прицелом – а она почувствует и увидит, будьте спокойны, – у малышки случится некий момент шока… Непременно случится, она идеально приспособлена выживать среди превратностей Зоны, но к тому, что во врага превращается тот, кого считаешь другом… или любимой… нет, к такому Жужа привыкнуть не могла.
И вот тогда на сцене появится добрый дядюшка Питер Пэн. Утешит, поддержит, посочувствует… Заодно поделится своими бедами и укажет общих врагов… Не завидую Плащу, лучшее, что он сможет сделать, когда я поверну против него живое оружие такой мощи, – это покончить жизнь самоубийством наименее болезненным способом.
И любящие дочери вернутся к отцу. Это главное, все остальное вторично, в том числе последующая судьба «злых следователей», Леденца и Горгоны.
Расписав все ходы в предстоящей партии, я не учел одного: что первый свой ход Жужа сделает уже сейчас, немедленно, и окажется он совершенно неожиданным…
А она его сделала. Сразу, едва наша троица вернулась в торговый зал.
Куда именно смотрят глаза Жужи, нормальному человеку не определить. Аномальному тоже. Но мне отчего-то казалось, что она уставилась сквозь меня в неведомые дали, когда произнесла:
– Он меня зовет…
Нет, пожалуй, даже так:
– ОН меня зовет…
