– Нет. А ты пей. Путь к мужчине лежит через его желудок. Правильно?
– Почти, – я выпил сок и подумал: как я буду есть свои любимые вафли – стоя?
– Ну? – сказала FHS. – Ты уже знаешь, где мы?
– Да. Вы на своей SAT7 создали нашу Землю такой, какой она была миллион лет назад, и ты возишь с собой эти пейзажи, как я в своей каюте на «Джоне Кеннеди» держал на стене фотки маминого дома в Орегоне.
– Ого! А как ты догадался?
Я посмотрел на райский пейзаж вокруг: все тот же изумрудный океан в золотой солнечной чешуе, бесконечный солнечный пляж, исполинский лес с поющими разноцветными птицами и бабочками…
– Потому что все тут стерильно – нет ни комаров, ни мух.
– Ладно, угадал… – сказала FHS. – А что такое любовь? Я жду уже трое суток.
Поскольку кроме кровати в этих спальных покоях мебели никакой не было, а рассказывать ей о любви, сидя в ее кровати, мне не хотелось, я налил себе еще сока, сел на край золотой раковины джакузи и сказал:
– Хорошо, начнем. Но сначала хочу спросить: что будет с девочками, которых ты собрала под стадионом, и для чего ты объявила конфискацию одежды и драгоценностей?
– Это не твое дело. Я же вернула тебе дочь… – Она откинулась на спинку стула, чтобы издали полюбоваться своей работой.
– Тогда я скажу, – решился я. – Миллион лет назад сюда уже прилетали исполины вашего роста. Причем прилетали не один раз, поскольку легенды о них есть у всех наших народов от Заполярья до Африки. Зачем же они прилетали? Теперь мне совершенно ясно: они прилетали за женщинами, потому что там, у вас то ли демографический кризис, то ли перепроизводство мужчин. Но каждый раз, увидев красоту наших женщин, они не забирали их и не возвращались на вашу Кассиопею, а оставались здесь, с ними. И потому теперь прилетела ты, женщина. Ты прилетела с миссией вывезти наших девушек на Эта-Ахрид так, как когда-то наши рабовладельцы вывозили черных из Африки. А чтобы перед продажей своим мужикам на Сателлите-7 нарядить их получше, ты прихватишь с собой их одежду и украшения. Так?
– Да, так, – просто сказала FHS, сделала еще один, последний штрих на своей картине и повернулась ко мне: – Ты действительно
И по ее голосу я понял, что больше тянуть нельзя.
– Ладно, попробую, – ответил я. – Ты написала в своем послании, что вы улетели отсюда миллион двести сорок тысяч лет назад, так?
FHS молчала.
– Что ж, – продолжил я. – За это время вы прошли свой путь развития, а мы свой. Вы изобрели сверхсветовую скорость, телепортацию, аннигиляцию, принтеры 4D и еще кучу технических чудес вроде этих пейзажей. А мы сотворили Бога и любовь.
– Бога? – переспросила она. – Что такое «бога»?
– Вот, ты и этого не знаешь. Бог – это любовь, а любовь – это Бог, но даже не все люди это понимают. Хотя у нас были Христос, Будда, Сервантес, Чайковский и Лев Толстой. Ты видела «Анну Каренину»?
– Конечно, три раза…
– Почему она бросилась под поезд?
– Это я хотела у тебя спросить. Почему? Разве в поезде не было других мужчин, чтобы совокупляться?
Не знаю, как бы на этот вопрос ответил великий русский писатель, а я сказал:
– Детка, а ты совокупляешься со своими зелеными тварями?
Она возмутилась:
– Нет, конечно!
– Почему?
– Ну, они же не люди!
– Вот видишь, – сказал я, мысленно гордясь тем, что она, гулливерша, проглотила моё дерзкое «детка». – А для Карениной все мужчины, кроме любимого Вронского, были не люди. Но Вронский ее уже не любил, то есть не давал ей любви. И, если бы у нее был такой корабль, как у тебя, она, наверное, тоже полетела бы искать любовь на другие планеты. Но у нее не было твоего корабля, и она улетела к Богу. Бог – это любовь, Он любит всех…
FHS подошла ко мне. И теперь, когда она встала, я изумился – босиком, в легком японском халатике она выглядела и тоньше, и сантиметров на тридцать ниже, чем раньше. Но как это могло случиться? Похудеть-то она могла, голодая одновременно со мной, но стать короче? Или у них есть способность уменьшаться в размерах?
Наверное, в другой ситуации я бы встал, раз уж ко мне подошла женщина, да еще такая высокая! Но тут я продолжал сидеть на краю ее дурацкой золотой раковины джакузи. А она, не дождавшись моего рыцарского поступка, вдруг села на пол прямо у моих ног. И теперь, когда наши лица оказались
