– Я Степан… вас не предупредили?
Торговец вдруг схватился за щеки.
– Цепан! Има Цепан! – Вдруг он закатил глаза и старательно произнес: – Дорбо пожаволать Цепан! Ка-ак дела-дела? Аманут?
– Аманут… – Степан невольно усмехнулся.
– Цо! – Хозяин вскинул руку, недвусмысленно предлагая Степану подождать, а сам выглянул из своего загончика и крикнул кому-то: – Кребе! Кребе сандрас! Аманут!
Прибежал носатый мальчишка, весь седой от рыбной муки. Хозо принялся что-то негромко втолковывать ему прямо в ухо, Степан не разбирал ни слова. Мальчишка кивал.
– Аманут! – подвел итог торговец и без лишних церемоний принялся подталкивать Степана к выходу.
Тот пошел за мальчишкой, и вскоре оба вышли на широкий, здорово захламленный хоздвор.
– Цо! – крикнул мальчишка и куда-то ушмыгнул.
Степан остался стоять на куче перегнивших опилок и вдыхать не слишком вдохновляющие запахи, букет которых менялся с каждым дуновением слабенького ветерка.
Мальчишка скоро вернулся, он вел ослика, запряженного в телегу.
– Аманут! – Он кивнул на мешковину, покрывающую телегу.
– Аманут так аманут… – вздохнул Степан и принялся устраиваться.
– Цо! Цо сарма! – закричал мальчишка и замахал руками.
Затем откинул мешковину и указал на кучу перепревшего сена. Снова пахнуло чем-то тухловато-рыбным.
– Аманут! – решительно кивнул он.
– Мне под тряпку лезть, что ли?! – возмутился Степан.
Он и думать отказывался, чтобы в этакой жарище ехать куда-то на вонючем гнилье под вонючими тряпками.
Но мальчуган был непреклонен.
– Аманут… – вздохнул он, серьезно сдвинув брови.
– Черт бы вас побрал с вашим аманутом! – простонал Степан и полез под мешковину.
В конце концов, эта телега сейчас была единственным способом добраться до цели.
Пацан тщательно подоткнул тряпку, чтобы никакая часть Степана не торчала наружу. Очевидно, транспортировка гостя планировалась как секретная.
Но тот не выдержал под мешками и прокопал себе норку для воздуха. А позже осмелел и начал осторожно выглядывать, буквально одним глазком.
Они двигались оживленными улицами, это было ясно по шуму. Разглядеть же мало что удавалось – какое-то мелькание лиц, одежд, каменных стен, кованых оград… То и дело воздух наполнялся запахом еды – иногда приятным, но чаще – слишком специфичным.
Степан подумал было открыть свой армейский рацион и опустошить, к примеру, баночку консервов вприкуску с галетами. Но для этого пришлось бы довольно активно шевелиться. А мальчишка бдительно отслеживал любое движение под тряпьем и сразу предостерегающе постукивал по ногам пассажира веточкой: аманут!
Когда конечности затекали, Степан переворачивался – очень медленно и осторожно. Путь оказался не коротким, тряска в телеге уже начала выматывать.
Между тем шума снаружи доносилось все меньше, а едой уже не пахло. Несло в основном навозом. Центральные улицы остались позади.
Степан вдруг ощутил, что снова начал слабеть и падать духом. Мимолетное возбуждение от приезда в людный город быстро развеялось. Собственное немытое тело казалось отвратительным, а собственное будущее – еще хуже.
Степан размышлял, долго ли еще ему шататься по грязным дворам, сколько раз еще представляться всяким подозрительным незнакомцам «Я – Степа», слышать надоевший «аманут», нюхать зловоние и ежеминутно рисковать.
И когда, наконец, станет ясно, во имя чего все это?
Вроде, по записям Бориса, выходило, что это последний отрезок путешествия. Дальше нужно встретиться с каким-то Зиби, черт его дери. Очередной опасный проходимец, наверно. Будь оно все проклято…
Между тем повозка остановилась.
– Аманут! – Пацан похлопал Степана по ноге и откинул мешковину.
Тот выбрался на землю, щурясь и стряхивая с себя мусор.
Их окружала свалка. Или, как иногда романтично говорят, кладбище техники.
Повсюду громоздились какие-то несуразные ржавые обломки, невероятно старые и ветхие. Их можно было принять за остатки комбайнов или еще какой-то спецтехники. Но при всем желании нельзя было угадать, для чего эта техника применялась.
