Степан вел аккуратно, чтобы не растрясти живой груз. Он остановил «спиртовку», лишь когда удалился от Разъезда километров на пять.
Вышел, постоял на порожке, внимательно оглядывая горизонт. Степь была пуста.
Тогда он закинул за спину автомат и обошел машину сзади. Кечвеги посмотрели на него равнодушно, щурясь от бьющего в глаза солнца.
– Вы понимаете по-русски? – спросил Степан.
Никакой реакции не последовало. Пленники все так же равнодушно смотрели и щурились.
– Я отвезу вас домой. Вы должны предупредить своих, что атака будет не через неделю, а скорее всего уже сегодня.
Степан замолчал. Снова его речь не произвела никакого впечатления.
– Я! Отвезу! Вас! Домой! – Он начал дополнять свои слова жестами. Дом он обозначил, сложив ладони горочкой – ничего лучше в голову не пришло. – Я не пограничник. У вас мой брат! Мой брат, вы знаете его?
Кечвеги переглянулись. По лицу одного из них вроде бы скользнула легкая усмешка.
– Или, если хотите, просто отпущу вас. Но вы обязательно должны предупредить своих.
Степан снял с пояса нож и собрался было резать кечвегам веревки, как вдруг один из них воскликнул по-русски:
– Нельзя это! Уйди!
Степан слегка опешил.
– Так, значит, вы поняли меня? Говорю еще раз, вам нужно предупредить остальных. Я не обманываю, я хочу помочь вам.
– Ехать-ехать! – был ответ.
– Но… как же так? Я должен доставить вас в разведку, на допрос.
– Да, – спокойно кивнул кечвег. – Ехать. Допрос.
Степан замолчал, пытаясь понять происходящее. Шутят они, что ли? Впрочем, для шуток не самые лучшие время и место.
Кечвеги все так же равнодушно смотрели на него.
– Вы уверены? – в замешательстве проговорил он.
Они ничего не ответили. Степан вернулся в кабину. Потом снова вышел.
– Но… я даже не знаю, куда ехать.
– Мы покажем. Ехать-ехать.
Заходящее солнце бросало на землю длинные тени, когда Степан подъехал к КПП лагеря.
Здесь прибавилось беготни и суеты, народа и техники тоже стало заметно больше.
– Отгружай этих двоих в разведку, – распорядился нервный прапорщик – начальник караула. – Потом живо обратно – дозаправишься, получишь сухпай, возьмешь на борт бойцов – и сразу на позиции.
Он кивком обозначил, где именно забирать бойцов – на площадке между двумя зданиями скопились готовые к выступлению пограничники. Одни прохаживались, другие валялись на траве, третьи болтали, собравшись в кучки.
Дежурный офицер бригадной разведки принял пленников без энтузиазма.
– Уже человек десять сегодня пригнали, – поделился он. – Они словно сами в руки лезут.
– И куда вы их? – поинтересовался Степан.
– А куда их? Оформляем, допрашиваем наскоро – и передаем в гвардейский корпус. Нам сейчас «языки» без надобности, все равно по чужому плану работаем.
Степан напоследок попытался рассмотреть глаза обоих кечвегов, ему хотелось понять – что они думают и на что надеются. Но лица пленников были кроткими и бесстрастными. Они словно не понимали, куда попали.
«Может, просто решили сдаться, пока не началась мясорубка?» – мелькнула очевидная мысль.
Степан вернулся к КПП, и ему удалось пристроиться к небольшой колонне, готовящейся к отправке. Он надеялся тихо проскочить, не обременяя себя пассажирами. И стать наконец хозяином самому себе, а не таксистом.
Но план не удался. Откуда-то вылетел унтер с пачкой бумаг и выпученными глазами.
– Пустой, что ли? Эй, парни, грузитесь!
На «спиртовку» забрались пятеро бойцов, рессоры жалобно скрипнули под их весом.
Еще один – видимо, командир, – прыгнул в кабину.
– Майор Борщик, – небрежно представился он. Затем покосился на погоны Степана. – Ого! У нас сегодня целый штабс-капитан в извозчиках!
Степан не отреагировал. Он сразу почувствовал, что пограничник рассмотрел в нем какое-то низшее существо, вроде штабного служащего, и заранее относился с пренебрежением.
Ну и плевать на него…
Автоколонна выехала из лагеря, сразу взяв бодрый темп – благо, никаких паровых тягачей, танков и прочих тихоходных агрегатов с собой не брали.
