– И что это?
– Да не важно. Остатки товара. Сможем их хорошо продать на побережье, и на лодку хватит. Хотя, между нами, за этот товар их и порешили.
– Будешь заниматься тем, за что раньше сам наказывал? Ну-ну…
– О, бритва есть! – обрадовался Борис, проигнорировав слова брата. – А то у меня от щетины уже все чешется. Давай так: я побреюсь, а ты бородку отпустишь, пока будешь меня ждать. И уже наши одинаковые рожи будут не так в глаза бросаться.
– Погоди, что значит «тебя ждать»?
– Да, Степка, придется тебе тут поторчать пару дней. Я – в порт, тут уже недалеко, километров десять. Раздобуду деньжат, договорюсь с лодочниками, да и вообще воздух понюхаю. Да ты не волнуйся. Припасы есть, вода в колодце, дрова – любой забор. О, кстати!
Борис бросил Степану на колени какую-то потрепанную тетрадку, сшитую явно вручную.
– Это что?
– Почитать тебе, чтоб не скучал. Вообще это разговорник. Ты же Врата сегодня прошел. За пару дней наблатыкаешься немного по-клондальски чирикать. Просто читай и повторяй. Не помешает, думаю. Клондал и Хеленгар – это вроде как Россия и Белоруссия, тут каждая собака по-клондальски умеет.
– Борис, мне это не нравится. Ты опять пропадаешь, а я остаюсь. Еще ни разу это ничем хорошим не заканчивалось. Пойдем вместе.
– Не стоит нам, Степа, свои одинаковые морды светить, пока нет путей отхода. Вот будет лодка – другое дело.
Степан тяжело вздохнул.
– Кстати, насчет морд, – проговорил он. – Ты свою давно в зеркало видел?
– Я и зеркало давно не видел, а что?
– Фингалы твои, которые после задержания, аж на километр светятся. Так что давай лучше ты бородку отпустишь. Хоть чуть-чуть прикроешься. А я побреюсь.
– Хм, дельная мысль. Из тебя уже растет оперативник.
– Когда отправляешься?
– Поедим – и двинусь, чего ждать…
Борис вышел на улицу, а через минуту Степан услышал за дверью до боли знакомое дребезжание и позвякивание.
– Ну, ничего себе! – только и вымолвил он, когда брат вкатил в дом простенький дорожный велосипед.
– Ага, такая вот диковинка. Надежная штука, хоть и старенькая. Надо бы колеса подкачать.
Он занялся велосипедом, а Степан осторожно освободил от тряпок один из автоматов. Оружие выглядело как-то старомодно и неказисто из-за длинного деревянного ложа и простоватого откидного приклада.
– Никогда такое не видел, – сказал Степан. – Это местное или из сопредельных пространств?
– Это, считай, наше, американский «ругер-мини». Кстати, набей магазины, я с собой возьму штучки три-четыре.
– Хороший ствол?
– Да обычный. Люди воюют, не жалуются.
Степан еще раз осмотрел автомат. Пощелкал предохранителем, найдя его у самой спусковой скобы, откинул приклад, приложился к прицелу. Пожалуй, вполне удобно, несмотря на странный вид.
– К взлету готов! – бодро объявил Борис. – Где там наш обед?
Борис уехал как-то быстро, суматошно, толком не простившись и не дав необходимых, полезных наказов.
Степан ощутил себя ребенком, оставленным без присмотра. Ходи, гуляй, отдыхай, ешь, смотри, трогай, что хочешь… Только как-то не по себе.
В доме сидеть было невыносимо. Степан собрал из тряпья и деревяшек что-то вроде кресла во дворе, сел знакомиться с содержимым тетрадки- разговорника.
Прочитал несколько страниц, отпечатанных на обычной пишущей машинке, повторил вслух заковыристые клондальские фразы. Ничего особенного не почувствовал – никакого сверхъестественного бурления в мозгах. Начал читать сначала и лишь тогда понял – он все помнит! Повторять уже не нужно.
Ладно, раз такое дело, можно учиться дальше.
Однако, одолев треть тетради, Степан ощутил усталость. Мышцы захотели движения. Повесив на плечо американский автомат, пошел по деревне.
Никакого позитивного настроя прогулка не прибавила. Пустые дома с провалившимися крышами и гнилыми полами вызывали только уныние.
Вдобавок из какого-то погреба выскочила метровая рыжая многоножка, взметнулась коброй и застыла в трех шагах от Степана. Он тоже застыл, ощупывая вспотевшей ладонью автомат. Но устрашающая тварь вдруг прижалась к земле и куда-то шмыгнула.
«Не дай бог, ночью в гости придет», – мелькнуло в голове.
Потом он набрел на какую-то мастерскую – сарайчик и наполовину обвалившийся навес, под которым была печь, пара наковален, сгнившие верстаки и россыпь ржавых железяк.
