тонкие, как шелк, листы, или витые канаты. Единственным металлом, к которому он никогда не прикасался, было железо: ведь всем известно, что джинны испытывают перед железом настоящий ужас и шарахаются от скал с прожилками железной руды, как шарахается человек, увидевший на дороге змею.
Можно пересечь пустыню вдоль и поперек и ни разу не встретить другого разумного существа. Но джинны никогда не ощущали себя в полном одиночестве, потому что долгие тысячелетия люди были их соседями. Племена бедуинов-кочевников странствовали по пескам, добывая в них скудные средства для своего существования. А далеко на западе и востоке были еще и города, которые с каждым годом росли и посылали в другие города все больше караванов. Но хоть джинны и люди были соседями, приязни друг к другу они никогда не испытывали. Люди опасались джиннов в большей степени, поскольку те умели становиться невидимыми или принимать чужой облик. Некоторые колодцы, пещеры и расщелины в скалах считались у людей обиталищем джиннов, и они старались обходить их подальше. Бедуинские матери пришивали к одежде своих малышей амулеты из железных бусинок, дабы отпугнуть джинна, который пожелает вселиться в младенца или похитить его, чтобы сделать оборотнем. Старики рассказывали, что когда-то давно среди людей жили колдуны, обладающие великим и опасным знанием, которые умели повелевать джиннами и могли загнать их в какой-нибудь сосуд или лампу. Но времена таких колдунов, уверяли старики, давно уже прошли, и от их знаний осталась только слабая тень.
Но сами джинны жили подолгу — раз в восемь или девять дольше людей, — и их память о могущественных колдунах еще не превратилась в легенду. Джинны постарше предостерегали молодых от встреч с людьми и уверяли, что те хитры и коварны. Знания колдунов, на время утерянные, могут снова быть найдены. Лучше соблюдать осторожность. И потому все общение джиннов с людьми сводилось к редким неприятным происшествиям, устроенным обычно каким-нибудь джинном низшей касты, гулем или ифритом, просто из озорства или злобы.
В юности Джинн прислушивался к предостережениям старших и соблюдал осторожность. Странствуя по пустыне, он избегал встреч с бедуинами и никогда не приближался к караванам, медленно бредущим через пески к рынкам Сирии и Джазиры, Ирака и Исфахана. Но однажды случилось то, что неизбежно должно было случиться, — завидев вдалеке вереницу из двадцати или тридцати человек и множества верблюдов, нагруженных драгоценными товарами, Джинн вдруг захотел разузнать о них побольше. Те джинны, о которых рассказывали старики, были глупы и упрямы и потому оказались пойманными, но он не таков. Ничего страшного не случится, если он просто понаблюдает.
Джинн приблизился к каравану на безопасное расстояние и начал следить за ним. На мужчинах были длинные и широкие многослойные одеяния, пропыленные после долгой дороги, а головы они укрывали от солнца клетчатой тканью. Ветерок доносил до Джинна обрывки их разговоров: о месте, куда они направлялись, о возможной встрече с разбойниками. Сильная усталость приглушала их голоса, горбила спины. Какие из них колдуны! Владей они высшими силами, давно бы уже безопасно перенеслись через пустыню.
Прошло несколько часов. Солнце уже клонилось к закату, а караван вступил в незнакомую для Джинна местность. Тогда он вспомнил об осторожности и вернулся на безопасную территорию. Но это короткое знакомство с людьми только разожгло его любопытство. Он начал уже специально отыскивать в пустыне караваны и следовать за ними, правда всегда на безопасном расстоянии, потому что, если он слишком приближался, животные начинали нервничать и вели себя беспокойно и даже люди ощущали спиной что-то вроде ветерка. По вечерам, когда путники останавливались на ночевку в оазисе или караван-сарае, Джини подслушивал их разговоры. Иногда они говорили о предстоящем пути, о своих болезнях, бедах и лишениях. Иногда вспоминали детство и сказки, услышанные от матерей, бабушек и теток. Хвастались, рассказывали друг другу уже повторенные много раз истории о собственных подвигах или о деяниях давно ушедших царей, калифов и визирей. Легенды эти они знали наизусть, но все-таки каждый раз рассказывали по- разному, долго и с удовольствием спорили о деталях. Особенно интересовали Джинна всякие упоминания о его сородичах, вроде легенды о Сулеймане, который, первый и последний из земных царей, победил джиннов и подчинил их своей воле.
Джинн слушал, размышлял и скоро пришел к выводу, что люди — это удивительные существа, состоящие из множества парадоксов. Что толкает этих чудаков с таким коротким сроком жизни к саморазрушению? Чем влекут их полные опасностей путешествия и кровавые войны? И как уже к восемнадцати или двадцати годам достигают они такой мудрости и мастерства? Из их разговоров Джинн узнал об удивительных постройках в больших городах вроде аш-Шама и аль-Кудса: [1]просторных рынках и новых мечетях, восхитительных зданиях, подобных которым еще не видел свет. Джинны не любят замкнутых пространств и никогда их не строят. Чаще всего их жилища — это примитивное укрытие от дождя. Но наш Джинн увлекся новой идеей. Он выбрал подходящий участок в долине и все время, свободное от наблюдения за караванами, посвящал теперь строительству собственного дворца. Он раскалял песок пустыни и превращал его в податливые листы матового, сине-зеленого стекла, лепил из них стены и лестницы, полы и балконы. Снаружи он оплетал стены тонкой филигранью золотых и серебряных нитей, так что казалось, будто весь дворец покоится в сверкающей паутине. Несколько месяцев он строил и тут же перестраивал его и дважды в досаде разрушил до основания. Даже когда здание было достроено и Джинн уже поселился в нем, он постоянно что-то переделывал: чтобы положить пол в одной комнате, снимал потолок в другой, и та оставалась открытой свету звезд; находил в пустыне новые золотые жилы и добавлял филиграни на стены, а потом вдруг обдирал ее всю, чтобы позолотить интерьер центрального зала. Б
