повернул к мастерской и горну, который оставил незатушенным. Арбели будет вне себя, если узнает.
Из-под двери мастерской торчал конверт. Он осторожно достал его. «Ахмаду» было написано на нем еврейскими буквами женской рукой.
Он разорвал конверт и выдернул из него письмо, но надежда тут же обернулась недоумением, потом раздражением и, наконец, приступом злости.
Мистер Ахмад.
Меня зовут Анна. Мы познакомились с Вами в «Гранд-казино». Я вспомнила, что Вы говорили на идише, надеюсь, и читать на нем Вы сможете. Вряд ли Вы забыли то, что случилось той ночью в переулке. Я тоже этого не забыла.
С тех пор моя жизнь складывалась не очень хорошо. Скоро должен родиться ребенок, а мне больше не к кому обратиться. Я не могу вернуться домой к родителям. У меня совсем нет денег, и никто не хочет брать меня на работу. Я прошу у Вас одну сотню долларов. Пожалуйста, завтра в полдень принесите деньги на угол Хестер-стрит и Кристи. На юго-западном углу дома на крыльце стоит цветочный горшок. Положите под него конверт и уходите. Я буду следить за Вами.
Если Вы не принесете деньги, я пойду в полицию и выложу им всю правду. Расскажу, что это Хава напала на Ирвинга, и объясню, как ее найти. Я не дурной человек, просто я в отчаянии и должна позаботиться о себе и ребенке.
— Сегодня в пекарню заходил Джозеф Шаль.
— Правда? — Майкл положил себе на тарелку еще лапши. — А, точно, миндальные печенья! Чуть не забыл. Спасибо, они были ужасно вкусные, — улыбнулся он жене.
— Интересный человек этот мистер Шаль. Расскажи мне о нем.
— О Джозефе? — Майкл удивленно поднял брови. — А что ты хочешь узнать?
— Да все, наверное. Откуда он, чем зарабатывал на жизнь, есть ли у него семья?
Она собиралась расспросить его между прочим, но Майкл уже улыбался:
— Хава, ты задаешь вопросы, как иммиграционные власти на острове Эллис!
— Просто я почти ничего не знаю о нем, кроме того что он напоминает тебе твоего дядюшку. И что ты его очень ценишь.
— Это правда. Иногда мне кажется, он единственный, благодаря кому наш дом еще держится. — Майкл задумчиво пожевал. — Он из Польши. Откуда-то из-под Данцига, кажется. — Он засмеялся. — Знаешь, вот ты сейчас спросила, и я понял, что почти ничего о нем не знаю. Думаю, когда-то он был ученым или даже раввином. Он разговаривает, как раввин. Никогда не был женат, и семьи в Америке у него нет.
— Тогда зачем он сюда приехал?
— Ну, в Европе сейчас трудные времена, сама знаешь.
— Да, но пожилые люди обычно привязываются к месту и своим привычкам. Приехать в незнакомую страну в одиночку, и жить здесь в приютном доме, и так много работать за такую мизерную плату…
— Но все-таки я ему плачу, — перебил ее Майкл.
— Я просто хочу сказать, что, возможно, он приехал в Нью-Йорк, дабы исполнить какое-то заветное желание. Или потому, что не мог больше оставаться в Европе.
Майкл озадаченно посмотрел на нее:
— Ты хочешь сказать, что он от чего-то убегал?
— Нет, конечно нет! Но в нем есть какая-то загадка.
— Не такая, как в ком-то другом, кого я мог бы назвать.
Она засмеялась, как он и надеялся, и начала убирать со стола посуду. Наверное, она была неосторожна, и теперь он гадает, отчего она задает все эти вопросы. Ну что ж, может, это и к лучшему. По крайней мере, теперь он присмотрится к Шалю повнимательнее и, если заметит что-то странное, расскажет ей.
— Как-то раз он расспрашивал меня о дяде Аврааме, — задумчиво сказал Майкл, глядя куда-то вдаль.
— Правда? — замерла его жена с тарелкой в руке.
— Вернее, о его библиотеке. Он искал одну книгу. Памятную еще со школьных дней, как он сказал.
— А он назвал ее?
— Нет. Я сказал ему, что отдал все книги. Он, кажется, сильно огорчился. Тогда я даже пожалел, что поступил так с дядиной
