плод старческих заблуждений и суеверий, но бастионы разума уже рушились.
Майкл сделал последний глоток из бутылки, собрал бумаги, вышел на улицу, и его вырвало. Лучше ему от этого не стало. Шатаясь, он добрел до приютного дома. Там было темно и тихо. У себя в кабинете Майкл выдвинул переполненный ящик стола и запихал в него дядины записи. Фраза «Как привязать голема к новому хозяину» на верхнем листе бросилась ему в глаза. Болезненно сморщившись, Майкл захлопнул ящик.
Комната крутилась вокруг него. Ему было некуда пойти, кроме работы и теперь уже ненадежного дома. А что же друзья? Он забыл их всех, погрузившись в туман работы и вечной усталости. Не осталось никого, кто захотел бы поговорить с ним или позволил переночевать у себя на диване. А сейчас ему очень нужен был человек, который смог бы выслушать его, не осуждая, и посмотреть на все со стороны ясным и непредвзятым взглядом.
Джозеф. Можно ведь поговорить с Джозефом! С человеком, за последнее время ставшим ему почти другом. Даже сквозь алкогольный туман Майкл понимал, что будить посреди ночи своего подчиненного, дабы излить ему душу, — это совершенно непозволительное поведение. Тем не менее он поднялся по лестнице и подошел к спальне.
Койка Джозефа оказалась пустой.
Майкл стоял в темноте спальни и чувствовал себя преданным. Чем мог заниматься Джозеф в городе в такое время? Майкл присел на койку. Может, его помощник вышел прогуляться, устав от духоты в спальне? И все-таки подозрение неприятно кололо. Он вспомнил, что жена спрашивала его о Джозефе и что он почти ничего не мог рассказать ей. Почему она так заинтересовалась?
Никогда прежде он не позволял себе вмешиваться в жизнь своих гостей. Кроме того, кругом были люди, и любой из них мог проснуться и увидеть его. И тем не менее Майкл засунул руку под койку Джозефа и скоро нащупал там ручку старомодного саквояжа. Он вытащил его наружу. От саквояжа пахло старостью и плесенью, словно он уже не одно поколение стоял под множеством разных коек. Замок, скрипнув, открылся. Внутри Майкл обнаружил несколько аккуратно сложенных предметов одежды и старый молитвенник. Ни фотографий родных, ни безделушек, напоминающих о доме. Неужели тут хранилось все, чем Джозеф владел в этом мире? Даже для приютного дома это было чересчур убого. Возможно, Майкл пожалел бы старика, но из-за его странного отсутствия такая скудость казалась даже зловещей — как будто Джозеф Шаль вовсе не жил на свете.
Майкл понимал, что надо засунуть саквояж обратно под кровать и поскорее уходить, но он так устал, что был не в силах подняться. Вместо этого он снова достал молитвенник и стал его перелистывать, словно надеялся найти в нем ответ. Лунный свет упал на раскрытую страницу, и тут же стало ясно, что это не обычный молитвенник, а старая, обожженная по краям рукопись. И то, что он считал молитвами, оказалось формулами, заклинаниями и магическими заговорами.
Не веря своим глазам, он листал страницы. Майкл шел к Джозефу за поддержкой, и что он получил взамен? Его дядя, жена, а теперь еще и это: они все словно устроили против него заговор, заставляя сомневаться во всем, что он привык считать истиной.
На одной из страниц, испачканной чем-то похожим на засохшую глину, было написано знакомым неряшливым почерком Джозефа:
Ротфельд хочет от жены: Покорность. Любопытство. Ум. Добродетельное и скромное поведение.
Покорность присуща от природы. Ум — самое сложное. Любопытство — самое опасное, но это проблема Ротфельда, а не моя.
И потом ниже:
Она готова. Прекрасное творение. Завтра Ротфельд уплывает в Нью-Йорк.
Она станет ему превосходной женой, если не уничтожит его раньше.
24
В вестибюле ничем не примечательного дома близ гудзонских доков Иегуда Шальман, запрокинув седую голову, с изумлением рассматривал ни на что не похожий металлический потолок.
Он находился сейчас всего в полумиле от Хестер-стрит, но дорога сюда заняла почти час. След петлял и заводил его то в безлюдные переулки, то вверх по пожарным лестницам на густоисхоженные крыши, а потом через деревянные мостки и снова вниз. В конце концов он оказался на Вашингтон-стрит, где обилие следов совсем сбило его с толку. Они перекрывали друг друга, и каждая лавка, каждый тупик манили и притягивали. Шальман несколько раз прошелся по улице и наконец выбрал самый свежий след, который и привел его в этот дом с ярко освещенным вестибюлем. Он вошел в подъезд, и некая сила заставила его поднять глаза кверху.
Он сам не знал, сколько времени простоял, задрав голову и придерживаясь рукой за стену. Сначала ему показалось, что это просто какой-то
