женской одежды, и он приобрел в нем блузку с длинными рукавами, юбку, халат, сорочку, панталоны и чулки с подвязками. Поколебавшись, равви добавил к покупкам и ночную рубашку. Конечно, для сна она голему не понадобится, но в этом магазине он чувствовал себя очень неловко и был совсем сбит с толку; кроме того, не может же она носить халат прямо на голое тело. Продавец с осуждением смотрел на его черное длинное пальто, но деньги принял охотно.
Взяв перевязанный бечевкой пакет с покупками, равви в глубокой задумчивости отправился обратно. Конечно, непросто будет жить с кем-то, кто читает все твои желания как открытую книгу. Начнешь то и дело одергивать себя: «Не думай об этом» — и в конце концов дойдешь до мании преследования. Значит, придется быть совершенно честным с собой и с ней, ничего не бояться и ничего не скрывать. Этому надо будет учиться. Но любая попытка что-то скрыть или смягчить окажет ей плохую услугу. Большой мир жесток, и ей надо привыкнуть к этому.
Решение пригласить ее под свой кров еще будет иметь очень и очень большие последствия, он знал это с того самого момента, когда понял, кто она такая, и решил сохранить ей жизнь. Равви Авраам Мейер, уже десять лет вдовствующий и бездетный, готовил себя к спокойной и одинокой старости и мирной кончине. Но всемогущий Господь, похоже, задумал для него нечто другое.
Бутрос Арбели открыл дверь в тесной прихожей и шагнул в сторону, приглашая гостя войти:
— Ну вот — мой дворец. Невелик, конечно, но все равно будь здесь гостем, пока не найдем тебе другого жилья.
Джинн настороженно заглянул внутрь. «Дворец» Арбели оказался крошечной темной комнатушкой, где с трудом помещались кровать, маленький шкаф и полукруглый столик, придвинутый вплотную к почерневшей раковине. Старые обои тут и там отставали от стен. Правда, пол оказался неожиданно чистым: в честь своего гостя Арбели запихал все грязное белье в шкаф и не без труда запер дверцу.
Разглядывая эту конуру, Джинн почувствовал такой острый приступ клаустрофобии, что с трудом заставил себя перешагнуть порог.
— Арбели, но эта комната не годится для двоих. Тут и одному-то тесно.
Они были знакомы чуть больше недели, и Арбели уже понимал: для того чтобы их договор мог осуществиться, ему придется мириться с некоторой бесцеремонностью, если не сказать высокомерием, своего гостя.
— А зачем мне больше? — пожал он плечами. — Все дни я провожу на работе, а сюда прихожу только спать. — Жестом разделив комнату пополам, он продолжал: — Натянем поперек простыню, поставим раскладушку. И тебе больше не придется спать в мастерской.
Джинн взглянул на Арбели так, словно тот сказал что-то оскорбительное:
— Я и не сплю в мастерской.
— А где же ты тогда спишь?
— Арбели, я вообще не сплю.
Жестянщик открыл рот. Такое даже не приходило ему в голову, вечерами, отправляясь домой, он оставлял Джинна за работой: тот терпеливо осваивал тонкости лужения. Возвращаясь утром, он опять заставал его за работой. В кладовке валялся соломенный матрас, на котором сам Арбели ночевал, когда у него не было сил дойти до дому, и он считал, что Джинн спит на нем же.
— Что значит — не спишь? Совсем не спишь?
— Совсем, и очень этому рад. Такая бессмысленная трата времени.
— А мне нравится спать, — горячо возразил Арбели.
— Это потому, что ты устаешь.
— А ты не устаешь?
— Совсем не так, как ты.
— Если бы я не спал, то не видел бы снов, — задумчиво проговорил Арбели и нахмурился. — Ты хоть знаешь, что такое сны?
— Да, я знаю, что такое сны. Я умею в них проникать.
— Проникать в сны? — побледнел Арбели.
— Да, это очень редкий дар. Им владеют только высшие кланы джиннов. — И опять Арбели уловил этот легкий оттенок превосходства. — Но я могу проникать в чужие сны, только когда нахожусь в своем истинном облике. Так что можешь не волноваться — твоим снам ничего не грозит.
— Ну что ж, все равно добро пожаловать в мое…
— Арбели, я не хочу здесь ни жить, — раздраженно прервал его Джинн, — ни спать. Пока я лучше останусь в мастерской.
— Но ты же сам говорил… — Арбели замолчал, не желая продолжать.
«Я сойду с ума, если ты будешь держать меня в этой клетке», — эти недавние слова Джинна показались жестянщику обидными. Чтобы их план осуществился, надо было скрывать Джинна от чужих взглядов до тех пор, пока он не освоит ремесло настолько, чтобы сойти за подмастерье. А потому весь день ему приходилось прятаться в темном чулане при мастерской, таком же крошечном, как и спальня жестянщика. Арбели понимал, как страдает от
