— До следующей недели! — крикнул он ей вслед, но она уже свернула за угол, и он не увидел ее улыбки.
— Я же сказал тебе, что вернусь, — говорил Джинн спящей Фадве. — Ты что, не поверила мне?
В ее сне они стояли рядом на вершине холма, с которого она впервые увидела его дворец. Было совсем темно, но не холодно. Босыми ногами она чувствовала мягкую землю. На ней была надета только тонкая сорочка, но Фадва нисколько не стеснялась.
— Нет, — ответила она, — просто… Тебя так долго не было! Много долгих недель.
— Это для тебя они были долгими. Мы, джинны, можем годами не видеть друг друга и даже не вспоминать.
— Я думала, ты, может, за что-то рассердился на меня. Или… — Она помолчала, а потом выпалила одним духом: — Я уговорила себя, что ты мне просто приснился! Я уже думала, что сошла с ума!
— Я совершенно настоящий, уверяю тебя, — улыбнулся он.
— Откуда мне знать?
— Ты уже видела однажды мой дворец. — Он показал рукой вниз, в долину. — Если ты отправишься в ту сторону и верно угадаешь направление, то увидишь большой участок, свободный от кустов и камней. Это место, где он стоит.
— И я его снова увижу?
— Нет, он невидимый, если только я не захочу показать его кому-то.
— Сильно же вы отличаетесь от нас, людей, — вздохнула она, — если такое считается у вас доказательством.
Джинн рассмеялся. Удивительно, что эта человеческая девочка смогла по-настоящему рассмешить его! Но сама она все еще хмурилась и была очевидно несчастной. Возможно, он действительно слишком долго не приходил. Ему еще многое предстояло узнать про людей с их короткими жизнями и вечным нетерпением.
Джинн протянул руку, и — он сам не понимал, как это получалось, — звезды и пустыня на мгновение закрутились, смешались, и они с девушкой вдруг оказались во дворце, в окружении темных прозрачных стен и вышитых подушек. На этот раз на подушках стояло угощение: тарелки с рисом и бараниной, миски с простоквашей, лепешки, сыр и кувшины с прозрачной водой.
Фадва радостно засмеялась.
— Угощайся, — указал он на еду. — Это все для тебя.
И она начала есть и болтать, рассказала ему о своих маленьких победах и радостях: о больном ягненке, которого ей удалось выходить, о лете, которое выдалось на удивление нежарким:
— Даже в источнике еще не высохла вода. Отец говорил, что такое бывает очень редко.
— Твой отец… Расскажи мне о нем, — попросил Джинн.
— Он хороший человек. Он заботится о нас всех. Мои дяди всегда его слушаются, и все в клане его уважают. Мы — совсем маленький клан среди Хадидов, но, когда все собираются вместе, у отца всегда спрашивают совета, перед тем как обсуждать важные вопросы с шейхом. Если бы его отец был первым, а не третьим сыном своих родителей, мой отец мог бы и сам стать шейхом.
— И твоя жизнь тогда бы была совсем другой?
Все эти разговоры о племенах, кланах и шейхах не особенно занимали его, но ее глаза светились любовью, и это было интересно.
— Если бы мой отец был шейхом, меня бы вовсе не было! — с улыбкой объяснила она. — Он был бы посватан другой женщине из гораздо более сильного клана, чем мамин.
— Посватан?
— Обручен. Отец моего отца и отец моей матери договорились об их свадьбе, когда мать только родилась. — Заметив недоумение в его глазах, она хихикнула. — Разве джинны не женятся? Разве у них нет родителей?
— Конечно же у нас есть родители. Мы ведь должны откуда-то появиться. Но обручение, женитьба… нет, все это нам незнакомо. Наша любовь свободна.
Она не сразу поняла, а когда поняла, ее глаза широко раскрылись.
— Ты хочешь сказать, у вас можно любить
— Лично я предпочитаю женщин, — усмехнулся он, — но да, ты правильно поняла.
— И… человеческих женщин тоже? — выспрашивала она, покраснев.
— Мне пока еще не приходилось.
— Если бы наша девушка позволила себе такое, ее бы изгнали из племени.
— Чересчур суровое наказание за вполне естественное поведение, — заметил Джинн.
Это, пожалуй, еще интереснее, подумал он. Конечно, не эти человеческие обычаи, которые казались ему глупыми, ханжескими и смешными, а сам
