– Вьйо, пошел, ленивый!.. – щелкнул кнутом правивший телегой сухонький старичок с всклокоченной бороденкой и остатками седых косм над ушами. – Вьйо! Эк обложило… – ткнул он рукояткой кнута в небо, – дня на три, не меньше. Ежели ветром не растащит, опять будем киснуть, и кабачки погниют. Как пить дать погниют, и тыквы тоже. А ты, мил человек, как думаешь, погниют? – дедку прискучило молчать, и он попытался растормошить Шири, каменным истуканом сидевшего рядом.
Поводырь зябко повел плечами. Ему было все равно, сгниют у возницы кабачки, тыквы или еще что-нибудь. Тут как бы самому не сгнить от такой погоды. Противная морось, сыростью пронизавшая все вокруг, отнюдь не располагала к беседам. Свой плащ Шири отдал сидевшим в телеге спутникам. Точнее, отдавал он его только Арьяте, но девочка быстро приспособила плащ на троих. Распялив на руках импровизированный тент, они получили какую- никакую защиту от сырости. Лучше всех пришлось кладбищенскому приемышу: котенок сладко сопел за пазухой у заклинательницы.
– До развилки, как договорились, я вас довезу, – продолжал разглагольствовать дедок, жуя табачную жвачку, – а там, звыняйте, мне в другую сторону. И на Белгродно у нас одна дорога, не заплутаете. Она вдоль болота идеть, огибает, значит.
– Как огибает? – удивилась Арьята. – Там же через болото гать тянулась!
– Дык тянулась, покудова не сгнила, – отмахнулся дедок, – а как сгнила, так аккурат и дорогу мостить закончили. Спокойней оно, чем через кочки ездить: ни нявок[17] голозадых, ни русалок грудастых, ни прочих искусов, – возница мечтательно взглянул на простиравшееся слева от дороги болото. Видать, случались в его жизни болотные «искусы». – Долгонько, правда, – это да. День точно потеряете. Да и на что вам нявки? – старик с намеком пихнул Шири в бок. – У тебя вон и свои русалки ничего.
Поводырь покосился сначала на дедка, а после на сидящих в телеге пассажиров. «Русалки» сдавленно захихикали.
Телега, скрипя и покачиваясь, подползла к развилке. На перекрестье, словно перст судьбы, такой же корявый и битый жизнью, высился путевой столб, приветственно раскинувший руки-указатели. Телега неторопливо свернула под изъеденную дождем и ветром деревянную шильду, где в выжженной каленым железом надписи еще можно было разобрать «Буринь».
Под деревяшкой висела криво приколоченная, изрядно помятая и облупившаяся железная пластина. Слово «Белгород… км» оказалось перечеркнуто жирной угольной чертой, а под ним корявыми буквами значилось «Белгродно». Количество километров, как назло, облупилось, оставляя путников в неведении, сколько же им еще топать.
Распрощавшись с говорливым возницей, унылая четверка спрыгнула на уходившую вдоль болота мостовую. Камни местами уже просели, на стыках прорастал хвощ. Еще пара лет, и если дорогу не чинить, то здесь появится колдобина на колдобине.
Смерть задумчиво глядела на расстилавшуюся перед ними болотную ширь, высматривая невесть что среди поросших хвощом и осокой кочек. Чуть поодаль зеленели несколько чахлых осинок. Скольких забвение поглотило на этом болоте, и не счесть. И виной тому, по мнению Арьяты, служили отнюдь не «нявки голозадые» с «искусами», а обычная человеческая глупость. Хотя нечисть тоже не следовало сбрасывать со счетов. Договор-то договором, но кушать хочется всегда, м-да… Болото, опасное само по себе, после Войны Двух Миров спокойней не стало, послужив приютом самой разнообразной болотной нечисти и нежити. Уж чего-чего, а ее в этих краях отродясь хватало, и плодилась она не в пример быстрее людей, а уж как сами люди-то этому способствовали, ой-ой-ой… Одни потерчата[18] с нявками чего стоят! Но какая же она Смерть, если не будет на короткой ноге с заложными покойниками?
Шири проследил задумчивый взгляд своей ведомой и тоже пришел к закономерным выводам, едва ли не за шиворот оттащив Арьяту от болота.
– Daeni, даже не думай! – прошипел он, цепко удерживая ее за лямку инструмента.
– А ты знаешь, о чем я думаю? Никогда не замечала за тобой склонности к телепатии. Это на тебя так Иленка плохо влияет? – саркастически фыркнула она.
– Мы не пойдем через болото! – отрезал Поводырь, пропустив ее сарказм мимо ушей. – Той гати давно след простыл, и один шайтан знает, что успело завестись в этой трясине!
– Не переживай, если что-то и завелось, нам бояться нечего, – легкомысленно отмахнулась Арьята, – Иленка упокоит. Должны же мы от нее хоть какую-то пользу получить…
Девушка тут же скривилась, мимикой показывая, что если она кого и упокоит, так это некую рыжую менестрельку. Заодно и проверит, так ли уж она бессмертна. Шири глумливо усмехнулся, намереваясь обличить заклинательницу в полной магической некомпетентности, но Иленка его опередила:
– Я же не боевой маг, – огрызнулась она, смерив яростным взглядом ухмыляющегося Поводыря. – Поэтому имейте в виду, если на нас кто-то нападет, толку от меня окажется чуть, разве что добровольно принестись в жертву, пока вы драпать станете.
Одноглазый попробовал заикнуться, что с поганой овцы хоть шерсти клок, но под острым взглядом Смерти быстро сник и замолчал. Арьята продолжила расписывать все преимущества похода через живописную топь, основные из которых заключались собственно в живописности и значительном временном выигрыше. Послушать Смерть, так их ждала на болоте неописуемая благодать, сравнимая разве что с недельным отдыхом в санатории, и даже комары с пиявками решатся кусать усталых, промокших путников исключительно в медицинских целях. Поводырь с заклинательницей скептически щурились и ехидно поддакивали, явив неожиданное единодушие в своих насмешках.
– Эдан, а ты чего скажешь? – Арьята дернула за рукав ушедшего в себя юношу, в тщетной надежде получить хоть один голос «за».
