подлежат самочинному суду. Еще для полноты картины неведомым осталось принять на себя вину за наступивший террор и оповестить о причинах, побудивших к подобным действиям.
Если бы вышестоящее начальство еще согласилось бы на такую трактовку! А то официально считается — раз власть демократическая, то и выступлений народа против нее быть не должно. Только всяких контрреволюционеров, недобитков предшествующего режима.
— А если Покровский таким манером пытается снискать себе дешевую популярность? — нашел аргумент Суханов.
Ну, очень хотелось ему принять участие в поимке знаменитого партизана!
— Может быть. Но опять-таки вопрос: зачем?
— Революцию устроить. Точнее, контрреволюцию. Раз имеются недовольные, есть и почва.
— Версия была бы хороша, но, это… — улыбнулся Николаев. — Дело в том, что Покровский — не политик. Во власть не лезет. Он — солдат. Вот был такой Анненков, ты, наверное, не помнишь, его банду лет семь назад ликвидировали, тот да, пытался из себя не только повстанца, но и будущего правителя строить.
— Помню я Анненкова, — обиделся Суханов, которому хотелось казаться постарше.
Хотя память юности долга…
Николаев не обратил на легкую обиду внимания. Ему пришло в голову иное, и оно показалось настолько важным, что затмило взаимоотношения с ближайшим помощником.
— Это… Как ты говорил, фамилия комиссара?
— Левинзон.
— Я знаю, кто будет следующей жертвой.
— А ведь точно! — Суханов в восторге хлопнул себя по ляжкам. — Шлепнут, как миленького!
Но следователь, не слушая, уже стремительно шел туда, где маячил начальник управления.
В данный момент важно было не имя убийцы, а тот, кому суждено в ближайшее время разделить участь своих подельников. Если считать уничтожение деревни преступлением. В глубине души Николаев, человек старой закалки, думал именно так. Не по душе ему были нынешние каратели, вступающие за ставшее чужим добро.
Только даже преступник в некоторых обстоятельствах имеет право на защиту закона.
— Можно вас на минутку?
— Слушаю. — Начальник нервно курил и оглядывал площадь, на которую с минуты на минуту должна была выйти народная толпа.
— Тут это… Подумалось… Все убитые принимали участие в погоне за Покровским, и все замешаны в некоторых эксцессах…
— Какие убитые? — Мысли начальства были сосредоточены на ином, и поиски преступников в данный момент казались не заслуживающей внимания рутиной.
— Американец, солдаты…
— Ну и что?
— Просто кто бы ни стоял за этим, следующей жертвой наверняка станет комиссар отряда. С любой точки зрения немалая доля вины за случившееся лежит на нем. Во всяком случае, гораздо большая, чем на ротном командире. Приказ на уничтожение деревни был отдан Левинзоном. Следовательно, по логике преступников, комиссар должен понести наказание.
— Мы тут с какого бока?
Нет, определенно сегодня начальство занято совсем иным. Обычно все схватывает на лету, с первого намека.
— Это… Убьют же!
— Кого?
— Кого надо! — не выдержал Николаев. — Комиссара, чтоб его!
— Расследуем, — равнодушно пообещал начальник. — Ты занят, надо будет передать дело, скажем, Петрушеву.
— А если это… не допустить?
— Ты о чем? — Кажется, стало что-то доходить. — Комиссара что, тоже убили?
— Пока вроде нет. Только командира. Но по логике — должны. Вот и подумалось — может, охрану ему дать? А еще лучше — устроить засаду на живца. Кто бы ни был преступником, там явно во всех случаях действует одна и та же группа. Тогда дело американца будет закрыто.
Последняя фраза заставила начальника переключиться на предметы, не связанные с выражением народного недовольства.
— Так. Повтори все с начала.
Николаев повторил. Медленно, старательно выговаривая едва не каждое слово.
— Эх, Лука Степанович! Что ты только не выдумаешь, лишь бы здесь не стоять! — с чувством вымолвил начальник. — Но зерно истины в рассуждениях есть. Раз так, обязаны они на этого, как его, Левинзона выйти. Ладно. Сейчас все равно не до того. Убьют комиссара — судьба такая. А вот
