— Я-то здесь с какого бока? Что могли, мы сделали, а теперь Покровский явно перекочевал в другой район. От кого-то слышал, будто он уже промелькнул в Чите. Если, это… разумеется, люди не врут.
— Не врут. В Чите он действительно немного отметился. Но в данный момент его нет и там. По агентурным сведениям, вся банда или, во всяком случае, ее ядро сейчас находится в Харбине. Открою тайну. Несколько раньше мы несколько раз пытались ликвидировать атамана в этом городе, однако каждый раз безуспешно. В общем… Не желаете съездить и повидать Покровского? Раз уж здесь разминулись.
— Не желаю.
— Нет, вы не поняли. На сей раз никаких покушений. Надо как-то выманить банду в Сибирь, а тут уже будет подготовлена ему достойная встреча.
Николаев смотрел с безмолвным вопросом. Мол, вам надо, вы выманивайте. А я тут при чем?
— Понимаете… Подобраться к Покровскому очень трудно. Монархист, реакционер… Не жалует он людей штатских. А вы же бывший офицер, белая кость. Вдруг получится?
— Кости у всех белые. Да и офицер я военного времени. Неужели не можете найти в своих рядах бывших военных?
— В наших рядах нет. Сами понимаете, причины. Не доверяем мы им. Обращаться же к армейцам, так они сразу начнут выискивать тысячи поводов, по которым делать этого не обязаны. У старых еще сохранились понятия о чести, что б их всех черти побрали! А новым Покровский не поверит. Вы же — идеальная фигура. Профессионально боретесь с бандитами, но в прошлом успели повоевать. Да и оружием владеете превосходно.
Упоминание об офицерской чести заставило Николаева невольно вздрогнуть. Пусть он не принадлежал к числу кадровых, никогда раньше не был монархистом и революцию встретил с некоторым удовлетворением, но зато потом вволю налюбовался на результаты. И результатами этими остался недоволен. Как-то мнилось, что все будет иначе. Светлее, добрее, человечнее. А действительность развернулась иной стороной.
— Не волнуйтесь, — по-своему понял собеседник. — Мы вас прикроем. Отход в неблагоприятном случае, еще что… Надо же в конце концов покончить с его бандой! И это обязательно необходимо провернуть до лета. Иначе, чувствую, тут может так полыхнуть! Народ у нас консервативный, недовольный многими шагами правительства и даже к дружеской помощи других держав относится так, словно перед ним — враги…
Он помолчал, а затем вдруг добавил:
— Есть еще кое-что. Появилось подозрение. Кто-то передает Покровскому информацию. Иначе откуда ему быть в курсе даже самых тайных операций? А тут даже мое непосредственное начальство ничего не знает. Надо же покончить с этой бандой!
Харбин производил странное впечатление. На окраинах — типичный азиатский город с лачугами, зато центр выглядел полностью европейским. Не удивительно. Город в нынешнем виде был основан русскими, как одна из станций Транссибирской магистрали, затем быстро стал главным ее центром в Маньчжурии, и именно этот факт послужил причиной его быстрого роста. Тут некогда даже имелась русская администрация и полиция, уже не говоря о штаб-квартире Заамурского округа пограничной стражи, и вообще, русские составляли едва не половину населения города. После революции и распада империи Харбин потихоньку вышел из российской юрисдикции, но в железнодорожном сообщении нуждались многие страны, и в итоге неким компромиссом он превратился в некое подобие полувольного города. Русская администрация исчезла, да и какую отныне считать русской — московскую, сибирскую, еще какую-то? Но бывших имперских подданных проживало здесь много, из тех, кто не особо стремился возвращаться, и смотрели на них сквозь пальцы. Лишь бы деньги имелись.
Очевидно, поэтому Покровский чувствовал себя здесь вольготно. Да и китайские чиновники издавна славились падкостью на взятки. За хороший куш, может, процент, они с готовностью закрывали глаза на многое. Тем боле безобразничал бывший летчик на территории другого государства, достаточно слабого, чтобы карать кого-то в иных краях.
Командировочные нельзя было назвать чересчур щедрыми, но в сравнении с обычным жалованьем Николаев чувствовал себя едва ли не Крезом. Все же познается в сравнении. Кому-то и жемчуг бывает мелким…
Нет, шиковать следователь не стал. Порядочно отвык от разгульного образа жизни. Может, вообще не привыкал к нему. До войны был сравнительно молод, и не сказать, чтобы богат. Особенно — по сибирским меркам. Во время оно — велико ли жалованье младшего офицера? А потом вообще… Безработица, бардак, устройство в милицию, которую особо финансировать власти не собирались. Он даже номер в гостинице снял довольно скромный, да и к чему привлекать излишнее внимание?
Харбин жил единственной новостью — войной. Пусть она касалась лишь одной части некогда былого государства. Потом страсти наверняка поулягутся, но сейчас-то, когда известие только пришло, и было совершенно неясно, как развиваются события далеко на западе, все разговоры крутились лишь о нападении и о том, во что оно может вылиться.
Кто-то убеждал, мол, зря поляки сунулись, и им обязательно наваляют в ближайшие дни. Не первая война и не последняя. Сколько раз уже брали Варшаву? Сразу не посчитаешь. Русский солдат всегда отличался крепостью в бою, жертвенностью, неприхотливостью. Такого не победишь.
Другие немедленно вспоминали семнадцатый год. Буквально пара шагов до победы, войска обеспечены всем необходимым, разработаны планы последнего наступления, но грянула революция, и могучая армия в считанные недели развалилась буквально на глазах. Пусть с тех пор прошло немало времени, только ведь не секрет: армия Московской республики — лишь бледная тень великой Императорской армии. И по численности, и по боеспособности.
