Этот человек внушал робость, так как был необычайно крупным и, казалось, состоял сплошь из бугристых мышц. Впрочем, эффект отчасти складывался из-за тех же манипуляций с порезами и шрамами. Можно было подумать, что подобные манипуляции с собственным телом были здесь любимым развлечением. Особенно поражало его лицо: с помощью шрамов из него искусно сымитировали оголенный череп.
Наверное, это был вождь странного племени. Сейчас он рассматривал приведенных пленников, и невозможно было понять выражения его лица. Вперед вышел дикарь с «ирокезом», пояснил:
– Свежие личинки. На большом железном звере вылупились.
– Вот как? – вождь не выказал особого удивления. Возможно, не позволяла мимика. – Давно здесь железных зверей не бывало.
Его голос раскатывался по залу низким рокотом и был под стать внешности обладателя. Вождь поднялся с неожиданной резкостью и направился к пленникам. Роста он действительно был огромного и производил устрашающее впечатление. Он в упор просверлил взглядом одного за другим, словно видел каждого насквозь. За его спиной замаячил тощий и одноглазый дикарь, подобострастно оскалился гнилыми зубами и прокомментировал:
– Хорошие личинки, крепкие!
– Это может знать только Гадатель, – отрезал вождь. И впился глазами в Весту. – Разве что вот неплохая.
Огромная лапа ухватила Весту за подбородок, с силой качнула ее голову из стороны в сторону. Лео сжал кулаки, но на страшного амбала уже набросился Пашка:
– Не смей, гад! Уйди!
Кулаками он размахивал уже в воздухе – дикарь легко поднял его свободной рукой за шкирку.
– Хорошая личинка, бодрая, – снова не удержался одноглазый.
Вождь небрежно отшвырнул мальчишку, кубарем покатившегося по полу, неторопливо вернулся на свое место и бросил:
– К Гадателю их!
– Я отведу! – оживился одноглазый и сделал охранникам знак.
Пленников повели следом за ним в глубину здания. Факелы с трудом освещали путь, бросая на стены угрюмые тени. Веста вскрикнула: откуда-то из-за колонн прямо на них метнулся быстрый силуэт. Мгновенно превратившись в огромного волка, он прыгнул – и в прыжке распахнул клыкастую пасть, стремясь вырвать девушку из группы людей.
И растворился в воздухе.
– Черт, что это?! – заорал Нильс, шарахаясь в сторону.
Крепкий воин остановил его древком копья и швырнул обратно. Раздались сдержанные смешки.
– Это же Тени, – насмешливо сказал одноглазый. – Личинки никогда этого не знают.
– Здесь это бывает, – негромко сказал Лео. – Они не опасны.
– Бывают и опасны, – снова сказал одноглазый. – Но не сейчас.
– Предупреждать надо… – пробормотал Нильс, глянул на Весту. – Ты тоже знала? Тьфу ты, ну и местечко…
Казалось, мрачнее места, чем этот бетонный лабиринт, не найти, но хозяева приблизились к черному провалу в бетонной поверхности и стали спускаться по крутой лестнице в душную глубину.
– Куда нас ведут? – тихо спросил Пашка.
– Ты же слышал – к Гадателю, – как можно спокойнее ответила Веста.
– А кто он, этот Гадатель?
– Я не знаю.
– А он плохой?
– Он видит все, – неожиданно встрял одноглазый. – Не пытайтесь его обмануть!
– Не пугай, пуганые уже, – проворчал Нильс. Впрочем, не очень уверенно.
Теперь они двигались длинным и узким туннелем с неровными стенами, по которым струилась несвежая влага. Воздух стал плотным и вязким, от влажности намокла одежда. Под ногами застелился тонкий туман. Этот ход казался уже не туннелем, а норой злобного зверя.
Наконец коридор вывел в небольшую… нет, не комнату – пещеру. Изломанные стены оголяли исконный лунный грунт, но со свода густо свисали пробившиеся сюда корни растений. Тумана здесь было больше – он клубился, доставая почти до пояса. От влажности стало тяжело дышать. И единственным источником света здесь был факел, который держал хмурый дикарь.
Вошедшие огляделись – и не увидели никого.
– И где же ваш хваленый Гадатель? – поинтересовался Нильс.
Тощий злобно сверкнул единственным глазом и осторожно, бочком двинулся вперед. Бережно раздвинул руками свисающие корни. Пленники содрогнулись: среди корней показалась голова человека, висящего вверх ногами. Тощий, как скелет, голый и дряблый, он висел с закрытыми глазами, как летучая мышь. И, в отличие от остальных местных, он был лишен уродливых шрамов, и череп его был совершенно гладок.
