– Церемония была великолепной.
– Я слышал.
– И все остальное – тоже. – (Салли вскинул голову.) – Ну их к черту, этих судей, – сказал Марк. – Все и так знают…
«Все и так знают, что ты был в тюрьме, – привычно докончил за него Салли. – Вот только неизвестно, заслужил ли ты это наказание».
– Я пытался увидеться с тобой, – сказал Марк.
– Мне никого не хотелось видеть.
– Наши этому удивлялись.
– Проехали.
– Салли…
– Давай оставим эту тему. Я уже рассказывал, как все случилось. Миллион раз. Власти поверили другой версии. И хватит. – Салли смотрел на свои руки, слегка постукивая кулаками один о другой.
– И что ты мыслишь дальше? – спросил Марк.
– Ты о чем?
– О работе.
– Не знаю. Найду чего-нибудь. А что?
– Тут неподалеку живет мой дружок по колледжу. Я звонил ему.
– Звонил, не увидевшись со мной?
– Помнишь летное правило? Не терять друг друга из виду. Тебе ведь нужна работа. Он мог бы тебе кое-что предложить.
– Что именно?
– Продажи.
– Я не торговец.
– Там нет ничего хитрого. Всего-навсего подписываешь копию документов заказчика, принимаешь чек и получаешь комиссионные.
– Что за бизнес у твоего приятеля?
– Газета.
– Парень, ты что, шутишь? – От неожиданности Салли даже заморгал.
Ему вспомнилось, как все газеты наперебой описывали его «инцидент», не желая вникать в суть и делая самые простые выводы, не требующие особого умственного напряжения. Журналисты заимствовали друг у друга целые куски статей… пока не переварили его историю и не ухватились за новую сенсацию. С тех пор Салли возненавидел газеты и перестал их покупать.
– Эта работа позволила бы тебе остаться здесь, – сказал Марк.
Салли подошел к раковине, взял стаканчик, промыл. Убрался бы Марк поскорее. Тогда он плеснет в стаканчик того, чего захочет.
– Оставь мне его телефон. Я сам позвоню ему, – сказал Салли, зная, что врет.
Тесс восседала по-турецки на мягких красных подушках и сквозь стекла эркера смотрела на большую лужайку перед домом. Лужайка безобразно заросла: Тесс уже несколько недель не притрагивалась к косилке. В этом доме она выросла и прожила всю жизнь. И место, где она сейчас сидела, было ее самым любимым: в детстве она обожала греться здесь на утреннем солнце. Ее мать, Рут Рафферти, занимавшаяся обслуживанием банкетов, сидела рядом, уткнувшись в какую-нибудь деловую бумагу.
– Мне скучно, – ныла маленькая Тесс.
– Дорогая, пойди погуляй, – привычно отвечала мать.
– Там нечего делать.
– Просто гуляй, смотри по сторонам.
– Хочу сестренку.
– Увы, здесь я тебе ничем помочь не могу.
– Смогла бы, если бы вышла замуж.
– Я уже была замужем.
– Тогда бы мне было с кем играть.
– Почитай что-нибудь.
– Я уже все книжки прочитала.
– Прочти их заново.
Эта словесная дуэль двух женщин разного возраста продолжалась, с незначительными изменениями, на протяжении всего детства, отрочества и юности Тесс. Продолжалась и потом… вплоть до последних лет жизни Рут, когда болезнь Альцгеймера и старческое слабоумие лишили мать способности
