— Я его знаю?
— Нет, но парень очень даже контактный.
— Тогда встань на уши и достань мне его.
— Без проблем, передам ему SMS-кой твой номер, и он должен будет перезвонить.
— Класс! Спасибо.
Славек отложил сотовый телефон. Начал гуглить, разыскивая какой-нибудь польский институт, специализирующийся в исследованиях аллергии. Выбор огромный, на любой вкус и цвет, только ни один из них не возбудил его доверия. Либо закостеневшие от рутины государственные заведения, где самые младшие сотрудники, возможно, уже узнали, что такое вообще аллергия, либо частные клиники, заточенные на быструю прибыль. В лечении они предлагали такие методики как акупунктура, камасутра или выздоровления с помощью взгляда. Ладно…
Тогда он перешел на американский Science Citation Index[87]. Здесь, наконец, выловил польских ученых, которые и вправду имели что сказать, раз их печатали на Западе. За океаном уже как-то не было статей типа «Влияние пихания себе в задницу свернутой вчерашней газеты и сильного кручения ею с целью статистического влияния на мозговую кору на примере деревни, занятой в сфере «зеленого туризма» и планов ее будущей постройки».
Его занятия перебили звуки оперы Вагнера. На дисплее домашнего телефона появилась надпись: «Соединение неизвестно, локализация неизвестна». Славек переключил связь на висящий над письменным столом динамик.
— Да, слушаю.
— Приветствую. Это Бартек Новосельский. Звоню по поручению коллеги.
— Как здорово, что так быстро. Меня зовут Славек Сташевский.
Собеседник быстро перешел к делу.
— Какое дело мне нужно анализировать?
— Сейчас перешлю на ноут все данные и…
— Какой ноут. Я в отпуске.
— Тогда на счет. Можно будет стащить в Интернет-кафе и…
Тот опять не дал закончить:
— Какое еще кафе. В пустыне? — какое-то время он что-то урчал. — Ты зацепил меня в Египте, — пояснил он. — Как раз еду на верблюде, по песку, трясет немилосердно, этот гад все время хрипит и злится на жару сильнее, чем я.
И правда, в трубке что-то фыркало и как будто бы булькало. Сташевский знал, что именно такие звуки издают дромадеры.
— Холера! Тогда хоть передай верблюду от меня привет.
— Передать привет? Верблюду? Чтобы он меня оплевал? — Тем не менее, Новосельский рассмеялся. — А ты знаешь, сколько эта горбатая скотина способна выбросить из себя этой липкой гадости?
— К счастью, не знаю.
— Ладно, — Новосельский перешел на примирительный тон. — У кого-то из участников поездки должен быть какой-то комп под польский сотовый.
— Буду ужасно благодарен. Это очень и очень срочно.
Внезапно в голосе Новосельского прорезался тон запева, которым угощают верующих священники в церквях.
— Братья, — гудел он, — передайте друг другу знак мира… Тьфу! Давайте обменяемся адресами счетов и номераааамииии…
На сей раз рассмеялся Сташевский.
— Я тебе должен услугу.
— Не сомневаюсь. Слышал, будто бы ты лучший следователь вроцлавского управления.
— Факт! Именно так я говорю о себе, когда на меня нападает болезненная скромность.
Через мгновение две пары рук, одна во Вроцлаве, в комнате с кондиционером, а вторая в Египте, находясь на спине верблюда, начали стучать по клавишам, передавая друг другу цифры и буквы.
Будучи полицейским, Сташевский видел множество смертей. А точнее, ее эффекты в форме выражения лиц — спокойные, как будто бы человек лишь ненадолго вздремнул, либо жестокие, меняющие лицо покойного маску страха или страдания. Случались и менее интересные случаи: утопленники, висельники, выпрыгнувшие из окон, жертвы ожогов… Но не это было важно. Важен был мрак. Сташевский не боялся смерти. Когда-то его предыдущая девушка провела психологический тест, из которого следовало, что он, правда, абсолютный похуист, зато не боится смерти. Он был самым обычным фаталистом, согласившимся с мыслью, что — что бы он ни делал, случится то, что должно случиться. Иногда ему даже казалось, что тот назначенный ему срок будет прекраснейшим днем в его жизни.