Первое время мы жили во Франции очень трудно. Еще хуже стало, когда Кармен родила ребенка, чудесного мальчика, названного в честь отца. Я из кожи вон лез, чтобы каждый день к вечеру у нас на столе был хлеб для троих. Я работал грузчиком в порту, поденщиком в сезон сбора винограда, каменщиком на строительстве. Всего я даже не вспомню. Я хватался за любое дело. Кармен с сыном и я жили вместе — из-за нехватки денег, а не потому, что у нас с ней что-то было. Это случилось намного позже. В течение двух лет мы едва сводили концы с концами, нам грозил то голод, то опасность потерять крышу над головой, если не удастся заплатить за наш пансион для бедняков. Потом положение потихоньку выправилось. Я нашел приличную работу, и мы сняли маленькую квартирку в Бордо. Ничего особенного. У нас имелась одна спальня, кухня, крошечная гостиная и ванная комната, общая для всех соседей на этаже. Но квартира была чистенькой, и спать в мягком кресле в гостиной, а не на полу, моей пояснице для разнообразия понравилось. Ну что ж, думаю, мы полюбили друг друга. Мы с Кармен, я хочу сказать. Мы столько пережили вместе, а она была потрясающей женщиной. И сильной духом. Господи, она была в тысячу раз сильнее меня. После той ночи в Эскориале я лишь однажды видел ее плачущей: когда она родила ребенка.
Мы поженились в Бордо в первый день нового, 1952 года. Я усыновил Мануэля, и потом у нас родился еще мальчик, и мы назвали его Диего. И у обоих уже дети, наши внуки. Если бы Кармен их видела! Ее сердце растаяло бы от счастья. Она чуть-чуть не дождалась. Первый, вернее первые, так как они близнецы, родились в декабре 1976-го, а рак отнял ее у меня месяцем раньше… В ближайшие дни я стану прадедушкой. У жены одного из моих внуков подойдет срок в будущем месяце. Жизнь продолжается, верно? По-разному, но продолжается. И очень скоро я соединюсь с моей любимой Кармен. Надеюсь, она там, на небесах, где, говорят, находится рай. Видишь, я в конце концов начал верить во всю эту чушь. И потому уверен: я снова встречусь с Кармен. Но хватит о грустном! Тебе понравился кофе? Между делом мы выпили кофейник до дна.
— Да, еще по чашечке было бы замечательно.
Каталине больше не хотелось кофе. Ей было необходимо остаться на минутку одной, в тишине, и попытаться осмыслить только что услышанную историю. Если все факты верны, а скорее всего они верны, значит, Мануэля Колома, жившего в этом доме, в действительности звали Хосе Матео, следовательно, он не имел отношения к потомкам Христа. Ее дед нашел не того человека. И неудивительно, ведь, согласно всем существующим документам, Хосе считался Мануэлем Коломом. Только он сам мог рассеять это заблуждение, как он сделал это сейчас во время своей длинной исповеди. И совершенно очевидно: он не открыл подлинное имя деду. Они встречались в 1976 году, вскоре после смерти Франко, в период, когда еще никто с уверенностью не мог предсказать, в каком направлении будет развиваться политика страны. С учетом всех обстоятельств Хосе рисковал бы в высшей степени, признайся он (как сделал сейчас, непринужденно и без тени страха), что бежал из заключения в Куэльгамурос, позаимствовав имя и документы настоящего Мануэля Колома.
Просто поразительно. Деду не суждено было посмотреть в глаза подлинного прямого потомка Иисуса, как он верил. Каталине вспомнился библейский сюжет о Моисее, кто освободил народ и привел после долгих и мучительных скитаний по пустыне в землю обетованную, но кому Господь не позволил «увидеть ту добрую землю». Дед посвятил всю жизнь поиску наследников рода. Его путь уподобился долгим и мучительным скитаниям в пустыне. И он также не удостоился счастья увидеть свою обетованную землю. Возможно, его кара оказалась даже более суровой, ибо он поверил, что перешел за Иордан. «Бог прощает, но не забывает», — мелькнуло в памяти Каталины, и она содрогнулась.
Новая волна дрожи, порожденная животным ужасом, сотрясла ее тело, когда она услышала выстрел. Громовой раскат разнесся по всему дому, точно стрелял целый взвод. Каталина рванулась вперед, опрокинув поднос с пустыми чашками: упав, они разбились вдребезги.
— Не-е-е-ет!
С противоположного конца коридора Каталина увидела темную лужу крови, растекавшуюся на белой плитке в кухне. Посредине распростерся Хосе. Мертвый. Сообщники Пьера нашли его, несмотря на предосторожности Патрика, и Хосе мертв. Точно мертв — пуля снесла ему полголовы.
Что-то с грохотом обрушилось на пол. Убийца все еще находился в квартире. Не сознавая, что делает, обезумев от ярости, Каталина ринулась по коридору и вбежала на кухню как раз вовремя, чтобы настигнуть негодяя, спешившего скрыться через окно. Она бросилась на него и, не удержав равновесия, со всего маху приземлилась на бок, вскрикнув от боли. В предмете, крепко зажатом в руке, она не сразу узнала шерстяной шлем. Она ухитрилась сорвать маску с убийцы. Каталина почувствовала лишь обжигающий гнев, когда подняла на него глаза и увидела, как он обернулся на миг и глянул на нее с мерзкой ухмылкой прежде, чем исчезнуть.
— Ты?!
Она смотрела в лицо Пьера, того самого Пьера, кто пытался похитить ее в Париже и кто был мертв, по уверениям Патрика. Вот теперь она поняла всю правду до конца. Сокрушительный удар. Никогда она себе не простит. До конца дней. В смерти Хосе виновата она одна. И больше никто. Она позволила Патрику дважды обвести себя вокруг пальца. Ее спасение из рук Пьера являлось тщательно срежиссированной постановкой, включая бутафорскую кровь. Пьер и Патрик действовали заодно, оба служили одному Божьему делу. Как она могла оказаться такой наивной, невероятной дурой? Она привела их к Хосе. Это она его убила.
Каталина с трудом сдерживала слезы. Она не заслуживает и такого маленького утешения. Она встала и вышла из квартиры с руками и в платье, испачканными кровью. Она пробежала мимо перепуганных соседей, не обращая на них внимания.
Среди шума она расслышала, как взвизгнули на асфальте колеса машины, сорвавшейся с места и умчавшейся на полной скорости. Перед ней на тротуаре стоял другой автомобиль, куда приготовился сесть Патрик.
