— Э?..
— Мари знает про город все на свете, верно? Она знает все о каждом, не так ли?
— Ну да. Она, конечно, много чего знает.
Каталина отметила некую натянутость в словах сторожа. И перешла в наступление:
— Держу пари, именно так. И спорим, она знает массу вещей о моем деде, которых не знает никто. Никто, за исключением, возможно, того, кому она все рассказала, кому она полностью доверяет, кого Мари считает необыкновенным человеком, только немного замкнутым… Кому-то вроде вас, Альбер.
Честный сторож взглянул на нее почти с отчаянием. Он никогда не умел лгать.
— Я не могу вам рассказать. Иначе я подведу Мари. Вам она не расскажет.
— Не расскажет, если ее попрошу я. Но может быть, она согласится, если попросите вы. Вы сделаете это для меня, Альбер?
После едва уловимой паузы последовал ответ:
— Да.
И в этот момент внезапно грянула пронзительная трель мобильного телефона, отдаваясь эхом в маленькой гостиной. Сторож сунул руку в карман, нащупывая аппарат. Каталина указала ему на стеллаж, где лежал телефон, забытый хозяином.
— Вот дырявая голова, — пробормотал сторож, вставая, чтобы взять трубку. Прежде чем нажать клавишу соединения, он взглянул на номер, высветившийся на экране — в точности как его учила Каталина. — Да, слушаю, месье Булен?.. Забыл дома. С непривычки…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«Вера не желает знать правды».
37
ЦАРСТВО ТЕРРОРА
Со времен Леонардо, на протяжении почти трех веков, орден Сиона охранял потомков святого рода, не встречая на своем пути серьезных препятствий, во многом благодаря мудрости и предусмотрительности Божественного. Но все изменилось в последнее десятилетие восемнадцатого века. Франция восстала против тирании монархов, устраивавших роскошные балы в то время, когда простой народ умирал от голода. Бастилия не устояла перед натиском новой силы — объединившихся революционных низов. Была провозглашена республика, права человека закреплены в декларации.
Но утопия разрушилась. Стрела, пущенная с такой силой, пробила мишень насквозь. Начались позорные процессы и жестокие расправы с невинными людьми, восторжествовало беззаконие… За четыре коротких года, с 1789-го по 1793-й, Франция превратилась в государство, являвшееся полной противоположностью тому, чем она стремилась стать. Европа объявила войну революционному режиму; внутри страны новый порядок строился на политике насилия и устрашения, включая такие суровые меры, как смертная казнь без расследования: практически каждый мог быть заподозрен в предательстве отечества и приговорен к смерти. Франция захлебнулась в крови.
На фоне поражений в войне с иностранными державами и вооруженных мятежей внутри страны в середине 1793 года с одобрения Конвента широкие полномочия и пост председателя Комитета общественного спасения[23] получила партия якобинцев. Страсти накалились. Три дня спустя после фактического захвата власти якобинцами легендарного революционера Жана-Пола Марата убила Шарлотта Кордэ, сторонница оппозиционной партии жирондистов.
Преступление еще больше взбудоражило народ, симпатии к «пострадавшим» якобинцам достигли наивысшей точки. Появление Максимилиана Робеспьера на сцене как члена Комитета общественного спасения стало эффектным. Острый ум, хитрость и ловкость, умение манипулировать людьми способствовали его быстрому взлету. Довольно скоро он захватил лидерство в правящей партии, опираясь на поддержку других видных политиков, таких как Сен-Жюст, Кутон и Карно.
Робеспьер, фанатически преданный идее укрепления завоеваний революции и дальнейшего развития, относился к революции, как к ребенку, который должен расти, набираться сил, дышать. Панический страх перед врагами революции побудил его издать необычайно суровый закон, направленный против
