собой продолжателей славных дел их отцов, заставило солдат развернуть плечи и гордо оглядеться. Тем паче, что слова похвалы прозвучали из уст того, кто с честью носил рядом с распятием «Голубого Макса».
После окончания похорон патер не стал торопиться обратно, а, испросив разрешения поговорить с солдатами, отправился с ними, пообещав задержать их не более получаса. Когда беседа была окончена, офицеры подошли к пастору и, с искренним уважением отдав честь, поблагодарили за проведение траурной церемонии. От приглашения выпить чашечку кофе священник отказался, сославшись на неотложные дела:
– Извините, майне хэррен, но ваши егеря – не единственная моя паства. Меня ждут еще в трех местах… Возможно, мне не стоило это говорить, но солдаты обескуражены и испуганы тем, как много их товарищей погибло. Одно дело – на передовой, под огнем, но вот так… Вы и сами это видите. Не смею давать советы, но, на мой взгляд, ничто так не поднимает настроение, как, пусть и небольшая, но победа над неприятелем…
Обманчиво ленивым движением опытного наездника вскочив в седло подведенной лошади, попрощался и ускакал в свой полк.
– Интересно, где он так научился держаться в седле? – Майер наконец-то сумел оторваться от своих мрачных размышлений. – Такое ощущение, что он управляется с лошадью еще лучше, чем читает проповеди и проводит службы.
– Мне говорили о нем в штабе. В прошлую войну он служил в черных гусарах… Да-да, в тех самых… Под Седаном они шли по горам трупов, своих и чужих. Но все же одержали победу, за что он и получил этот орден. Сейчас ему за шестьдесят, но свой долг по-прежнему выполняет, правда, уже в другой роли. Как говорится, нет святее ангела, чем бывший черт… Пойдемте, Иоганн, продолжим наши дела. Я хочу еще раз побеседовать с чиновником и врачом.
Разговор продолжился уже в канцелярии:
– Сейчас мы столкнулись с необычным противником в лице этого… лёйтнанта Гуроффа и его отряда. И то, что мы до сих пор не смогли его не то, чтобы уничтожить, но даже найти, говорит не только о выучке его солдат, но и о том, что русские применяют какие-то новые способы ведения войны. И я был послан сюда, чтобы захватить этого офицера и узнать все, что можно. Но сейчас моя задача – уничтожить весь отряд и при этом сохранить жизни как можно большему количеству германских солдат, в том числе и вашим егерям, Иоганн, что бы там обо мне не шептались в казарме по углам!..
– Но как, дьявол их всех раздери, такое возможно?! До войны мы знали о русской армии если не все, то очень многое. Они целый год воевали в полном соответствии с французской доктриной маневренной войны, наши генералы нашли свои способы противодействия, мы их побеждали. И никто никогда не говорил, что в русской армии существуют такие вот подразделения. Зная их вечный бардак, не могу в этом усомниться! Но сейчас у меня возникает ощущение, что мы воюем с абсолютно другими людьми. Да и людьми ли? Они как будто читают наши мысли. Все наши удары наносятся в пустоту, а когда дело все-таки доходит до непосредственного контакта, мы хороним пятнадцать человек, они – всего лишь двоих. При вчерашнем нападении на автомобили мы теряем двадцать два человека убитыми, я уж не говорю про количество раненых! Группа унтер-офицера Клабке – еще девять трупов от одного взрыва! Счастье Зайгеля, что он шел сзади и остался жив! Если бы я был таким же суеверным романтиком, как он, я бы тоже поверил в русских вервольфов и всякую мистику!.. Только трупы и следы!..
Разговор был прерван появлением цальмайстер-аспирантена Михеля Залесски. Оба офицера постарались скрыть непроизвольную усмешку, возникшую от попытки абсолютно цивильного человека выглядеть заправским воякой, изо всех сил втянув живот и отдать честь так, как он это понимал правильным и модным.
– Гутен таг, майне хэррен!
– Здравствуйте, цальмайстер, садитесь. Расскажите нам еще раз о своей встрече с русскими. Нас особенно интересует офицер. Как выглядел, как себя вел, как разговаривал?
– Господа, это был типичный образец русского варвара, грязного и отвратительного. Воняющего немытым телом, костром и подгнившей травой. Его немецкий был едва понятен. А при каждой заминке он хватался за пистолет… Кстати, ржавый и, по-моему, незаряженный. У него был еще нож… Тоже ржавый, видимо, он никогда не стирает с него кровь. И когда он не держал в руках пистолет, он брался за него!.. Нам всем угрожала смертельная опасность!.. Но мы держались, как подобает цивилизованным людям и доблестным воинам!.. Враг не узнал от нас ничего! Что касается лично меня, я до последнего скрывал наличие денежного ящика, и только дьявольская наблюдательность позволила этому питекантропу обнаружить его… Я пытался оказать сопротивление, но силы были неравны! Он чуть не убил меня, пытаясь забрать деньги!.. Я остался жив только благодаря Божьему провидению!..
Пафосная речь военного чиновника была прервана появлением ассистенцарцта Йозефа Вальтрауба. Доктор, входя в канцелярию, услышал последнюю фразу и саркастически усмехнулся, что не осталось незамеченным со стороны фон Штайнберга.
– Хорошо, цальмайстер, можете быть свободны. Если вы нам понадобитесь, мы вас позовем… А вы, доктор, что можете нам сказать?
– Если, герр гауптман, ваш вопрос касается раненых, то я – только что с осмотра. Кто находился в тяжелом состоянии, еще вчера были отправлены в госпиталь, здесь остались только те, кому повезло… М-да, за свою практику я повидал достаточно, но чтобы доставать из ран монеты, такого еще не было ни у меня, ни у коллег… Извините, господа, немного отвлекся. Итак, что вы хотите от меня услышать?
– Герр Вальтрауб, нас интересует впечатление, которое произвел на вас русский офицер. Ведь вы, врачи, имеете привычку наблюдать за пациентами.
– Насчет этого вы правы, герр гауптман. Такие наблюдения помогают найти правильный подход к больному и соответственно способ лечения. Ну, я
