– И? – Он обнял меня сильнее.
Обнял, словно предугадав сильнейший порыв ветра, несомненно, снесший бы меня со скалы и даже не пошатнувший его. И я наслаждалась. Я откровенно наслаждалась его силой, надежностью, несокрушимостью…
– И, Маделин?
Закрыв глаза, я продолжила:
– И я не смогла удержаться. Это было сильнее меня… сильнее голоса разума… сильнее всего на свете… кроме тебя.
– Интересное дополнение, – с улыбкой в голосе произнес Роутег.
А затем настроение его стремительно изменилось, и оборотень произнес:
– Где вампир, Мадди? Почему он не остановил тебя?!
Аделард? Мысли о нем путались, были неясными, туманными, подернутыми дымкой будней, припорошенными легкой отрешенностью и заглушенными ревом беснующихся волн… А осознание Роутега являлось до боли четким. И тепло его прикосновений, и сила, с которой он удерживал, несмотря на бушующий океан и порывы ледяного ветра, и его дыхание, и каждое слово звучало для меня отчетливо, несмотря на вой стихии. Он весь был отчетливым. Отчетливее, чем все, чем вся моя жизнь за истекший месяц. Он и был всей моей жизнью за этот месяц – и я совершенно неожиданно поняла это.
– Маделин, – позвал Роутег.
«Не уходи из моей жизни», – подумала я.
Эта мысль звучала криком! Надрывным, пульсирующим, заглушающим грохот разыгравшейся стихии!
Но вслух… вслух я сказала:
– У него работа. Сложное дело. Его не было рядом в эту ночь.
– Ясно, – тихо ответил Роутег.
В этом кратком ответе мне почудилось осуждение, причем осуждение Аделарда, а не меня. Это было неправильно, Ад не виноват ни в чем, он и так сделал и делает для меня больше, чем я могла бы надеяться, он…
И я развернулась в кольце рук Роутега, чтобы сказать ему, что он не прав.
Ветер ударил в лицо, отбрасывая мокрые волосы назад, и я интуитивно прижалась к оборотню всем телом… И забыла, о чем хотела сказать. Забыла, кажется, обо всем на свете… От прикосновения к груди Повелителя Истэка задрожали ладони, а сердце забилось гулко и быстро, отдаваясь в ушах грохотом неистово бросающихся на скалу волн… но оно замерло, едва я подняла голову, чтобы взглянуть в серые глаза… наполненные нежностью с оттенком боли, чувством горечи, отчаяния и сожаления. И еще чего-то, чего-то неуловимого, что он подавил жестко и основательно, на миг сомкнув веки, а когда вновь распахнул ресницы, в его взгляде читалось лишь все то же непробиваемое спокойствие серого гранита, возвышающегося незыблемой твердью среди раздираемого штормом океана.
– Что, Маделин? – тихо спросил он.
Внимательный и в то же время отрешенный вопрос отгородившегося от меня мужчины. Нет, он продолжал обнимать, бережно и надежно удерживая меня и от падения, и от порывов неистовствующего ветра, но он отгородился – эмоционально, мысленно. Я ощущала это так же, как если бы между нами вдруг воздвигли каменную стену. И это заставило вспомнить о том, что у него, вероятно, уже есть женщина. Другая женщина. Та, которую он, заключая в свои ласковые и такие сильные объятия, согревает нежностью, любовью… страстью…
В моих глазах заблестели слезы… они предательски сорвались с ресниц и скрылись среди тысячи капель, щедро подаренных мне солеными морскими брызгами. Я понадеялась, что он не заметит, но…
– Слезы? Маделин, в чем дело? – обеспокоенно спросил Роутег.
И стена рухнула, напрочь снесенная его тревогой.
И мне вдруг очень захотелось, чтобы со мной действительно что-то случилось, что-нибудь, что угодно, чтобы бы ему вновь пришлось меня спасать. Вот только…
– Тебе лучше уйти, – тихо прошептала я, опуская взгляд и ненавидя себя всем сердцем, каждой клеточкой, всей душой.
Потому что внезапно, но очень отчетливо я осознала – отпуская его, отпущу свою жизнь… Я мало знаю о мире оборотней, еще меньше о мире ведьмаков, но Роутег оказался прав – в этом мире интуиция значит больше разума. Это голос крови, сущности, исконный и истинный. Голос моей крови с надрывом кричал мне: «Без него ты погибнешь!» А разум и совесть шептали: «У него есть другая, не мешай его счастью». Возможно, будь я воспитана в мире оборотней, поступила бы иначе, но я была человеком, со своими понятиями о чести, этике и морали. И как бы мне ни хотелось здесь, сейчас, в это наполненное грохотом волн и воем ветра мгновение сказать ему о том, как плохо мне было без него все это время… как часто я думаю о нем, о его словах… как благодарна ему за то, что он спас меня от участи, что была хуже смерти, как…
– Да, мне лучше уйти, – холодно произнес Роутег.
Я сжала руки. Сильно, до боли, подавляя инстинктивное желание удержать его. Просто остаться рядом…
– Но я тебя не оставлю, – добавил оборотень.
