в широкой юбке и блузке на три размера больше, которая вздымалась у нее на животе.
Эйрин шла медленно, придерживая живот. Некоторое время она, конечно, могла скрывать свою беременность, но теперь она была явно на седьмом месяце, и невозможно было дальше скрывать ни выросший живот, ни походку вразвалочку, которая так отличает беременных. Чувства злости и неприязни, повисшие над столом в комнате, сгустились, но теперь не Энид была их объектом.
Она подождала, пока Фелис проводит беременную к ее стулу – одна, без поддержки остальных.
– И именно ради этого вы пришли? – сквозь зубы и сжимая кулаки, проговорил Фрейн.
– Именно, – кивнула Энид.
– Кто разболтал? – зашипел Фрейн, оглядывая комнату. – Кто из вас разболтал?
Ответом было молчание. Эйрин вся съежилась и низко склонила голову. Фелис пристально рассматривала свои сложенные на коленях руки.
Фрейн повернулся к Энид:
– Кто послал донос? Я имею право знать того, кто меня обвиняет. Он обвиняет все наше хозяйство.
– Письмо было анонимным, – ответила Энид, – но изложенные там факты заслуживают доверия.
Важной частью следствия было найти автора доноса – того, кто отправил окружному комитету сведения о несертифицированной беременности. Фрейну об этом знать совсем не обязательно.
– Я буду допрашивать вас в течение двух дней, – сказала Энид, – и на свои вопросы я надеюсь получить честные ответы. Когда я разберусь в том, что произошло, мои полномочия позволят мне принять решение. Я сделаю все предельно быстро, чтобы не заставлять вас слишком долго ждать. Фрейн, я начну с вас.
– Это вышло случайно, – заговорил тот. – Случайно, я в этом уверен. Не сработал имплант. У Эйрин в городе есть парень, и все время они проводят вдвоем. Мы не возражали, потому что у нее был имплант, но потом он не сработал, и мы ничего никому не сказали, потому что испугались. Вот и все. Нам нужно было сразу сообщить в комитет. Мне действительно жаль, что мы так не поступили. Вы примете это во внимание?
Энид, не глядя на Фрейна, обратилась к сидящим за столом:
– Когда вы об этом узнали? Все. Начну с Эйрин: когда ты узнала, что беременна?
Молодая женщина говорила с трудом, слова замирали в ее горле, слезы душили и мешали произносить слова:
– Месяца два назад, я думаю… Меня тошнило. Так я и узнала.
Собравшиеся были подавлены. Девушка говорила правду.
– А остальные? – обратилась Энид к столу.
Ответом ей было невнятное бормотание. Мужчины кивали головами, бурча, что узнали про все только с месяц назад, когда живот уже было трудно скрывать. Они все отлично помнят тот день, когда Фрейн, узнав про беременность, орал на Эйрин.
– Да не орал я, – отозвался тот. – Просто был удивлен и вышел из себя.
– Я знаю, когда ее стало тошнить, – проговорила Фелис. – Я сама была беременна.
Она бросила взгляд на стену, где висел разноцветный кусок холста, и продолжила:
– Мне известны симптомы. Я спросила ее, и она сказала.
– Вы не хотели сообщить остальным?
– Фрейн не велел.
Итак, Фрейн все знал – с того самого момента, как узнала и Фелис. Он бросил на Фелис полный гнева взгляд, но та даже не подняла глаз.
– Эйрин, – сказала Энид, – могу я поговорить с тобой наедине?
Девушка вздрогнула и, вся сжавшись, прижала руки на животе.
– Я пойду с тобой, дорогая, – прошепталаа Фелис, но следователь остановила ее:
– Наедине. Берт останется с вами, а мы выйдем, немного прогуляемся.
Вся дрожа, Эйрин встала. Энид дала ей пройти и последовала за ней, кивнув Берту, который следил за каждым движением, происходящим в комнате. Тот кивнул в ответ.
Энид повела девушке по тропинке, окружающей дом, направляясь к огороду и пруду за домом. Она шла медленно, дав девушке возможность приноровиться к ее походке.
Обычно само физическое состояние хозяйства говорило о многом: повешены ли грабли и лопаты аккуратно на стене сарая или же неряшливо свалены в кучу возле небеленой стены фермы; зарос ли сад сорняками; есть ли на окнах цветы в ящиках. Выложена ли тропинка, ведущая от одного дома к другому, гладкими, отшлифованными в воде камешками, или же это просто грязные дорожки, протоптанные в траве. Энид судила хозяйства не по тому, желают ли его обитатели выглядеть хорошо в глазах других людей; важно было, какими они хотят выглядеть в глазах собственных. Им же с этим жить, смотреть на это каждый день.
Это хозяйство выглядело не лучшим образом. В огороде ростки только-только поднялись, хотя уже давно установилась весна. Цветов нигде не было.
