Я осознаю, что уже десять минут сижу, вперив взгляд в пространство перед собой, в своей машине, стоящей на дорожке, ведущей к моему дому. Денек превосходный. Светит солнце. Сад цветет. На дереве возле ворот – ящик, в котором живет опоссум. Зверь внутри и спит – я вижу его уши, а на спине, свернувшись клубочком, – детеныш.
Из заднего садика доносятся торжествующие вопли, и через мгновение оттуда появляется смеющаяся Джесси. Она промокла до нитки. Обернувшись на бегу, она бросает в брата водяную бомбу.
Рядом со мной, на сиденье машины, пакеты с покупками. Я потратила все, что оставалось на моем счету на банки с консервированными печеными бобами и пакеты пасты. Спичек в магазине уже не было. Гэвин все последнее время запасается бензином. На кассе я поймала себя на мысли, что думаю о поездке в супермаркет на следующей неделе, после очередной получки. И тут на меня нашло: это все!
Я не могу их отправить. Не могу. Стоит мне подумать об этом, останавливается дыхание. Этих малышей я поднимала. Их я люблю больше всего на свете. Чтобы усыпить их, я гладила им головки, и рука моя немела. Я терзалась вопросом, до какого момента кормить их грудью; я часами протирала им органические овощи через сито. Я читала им или пела каждый вечер их жизни. Я посещала их футбольные матчи и силком заставляла заниматься музыкой и учить уроки. Я находила потерянные ими библиотечные книги и пулей неслась в школу, чтобы в срок доставить забытые моими детьми пакеты со школьным завтраком.
Последние одиннадцать лет я отслеживала все стороны их жизней. И они доверяют мне это. Думают, что я буду делать это и дальше.
Как я их отошлю? Кто сможет сделать для них хотя бы половину того, что делаю я?
Я вношу пакеты в дом. Гэвин сидит в углу и смотрит телевизор. Он напряжен, словно ждет, что сейчас сообщат что-то крайне важное. На экране новый ведущий интервьюирует какого-то ученого. Мои пальцы зудят – насколько сильно мне хочется переключить канал. Ничего нового, все как всегда.
С тех самых пор, как неделю назад появилась эта новость, на экране – бесконечное пережевывание того, что произойдет. Волны огня и ударные волны. Мегацунами. Глобальные землетрясения. Огненный дождь и облака пепла, которые на годы закроют солнце. Парень на экране из тех, кто любит факты позабавнее. Но теперь он невесел – у него есть дети.
Гэвин поворачивается и смотрит, как я вхожу. Лицо его серьезно.
– Они объявили эпицентр, – говорит он. – Это в сорока километрах от Батраста.
– Правительство убеждает нас не предаваться панике, – искренним тоном заявляет интервьюер.
– Паника бессмысленна, – кивает головой ученый. – Она не предотвратит удара.
Следующий сюжет в новостях – переговоры правительства с ключевыми союзниками по поводу приема детей. Об этом было объявлено прошлым вечером.
Оказывается, все будет очень плохо. Пока эта новость не появилась, я надеялась на спасение, и в голове моей даже складывался романтический сюжет: бегство, возрождение и финальный триумф. Триумфа не будет, как и возрождения.
Делаю чай для себя и кофе для Гэвина, задавая себе вопрос: как долго свежее молоко будет оставаться частью нашей жизни? Несу чашки и присоединяюсь к мужу на нашем любимом кожаном диване, сильно потертом в те годы, когда он служил нашим детям, не очень заботившимся о сохранности мебели. Я готова выдержать ужас новостей ради возможности посидеть с мужем и выпить чаю, пока дети весело кричат за стеной дома. Я приклоняюсь к
