спортивной сумке, подумал и вернул на прежнее место — на кожаный переплет Библии, лежавшей у изголовья.
Я встала перед ним на колени и заметила, что он вздрогнул, словно от сквозняка. По коже на руках пошли мурашки.
— Ксавье? — Я знала, что друг меня не слышит, но рассеянность на его лице сменилась сосредоточенностью. Чувствует мое присутствие? А не почувствовал ли он заодно, как плохи дела?
Ксавье подался вперед, будто уловил еле слышный звук. Мне пришло в голову установить с ним контакт, как тогда на пляже, но почему-то сегодня это представлялось неправильным.
— Привет, малыш, — осторожно начала я. — Вот, пришла попрощаться. Случилось кое-что такое, что я уверена: я больше не смогу к тебе приходить. Хочу напоследок сказать, чтобы ты обо мне не тревожился. Ты выглядишь таким усталым… Не надо ехать в Теннесси — это уже бесполезно. Попробуй вовсе забыть, что знал меня. Я желаю тебе замечательной жизни. Думай о том, что впереди, а прошлое отпусти. Я не отдала бы ни единой секунды того времени, что мы были вместе…
— Бет, — вдруг прервал мои мысли голос Ксавье. — Я знаю, что ты здесь. Я тебя чувствую. Что ты пытаешься мне сказать? — Он выждал минуту и добавил: — Может, подашь знак, как в прошлый раз?
Он смотрел с такой надеждой, что в голове у меня зародилась идея. Был способ и без слов сказать Ксавье все, что я хотела.
В комнате стоял полумрак. Я собрала всю энергию и откинула шторы. Ксавье замигал от хлынувшего в комнату света.
— Здорово, Бет! — сказал он.
Я подплыла к окну и дохнула на него, оставив на стекле туманное пятнышко. Потом, вытянув призрачный палец, нарисовала сердечко и вписала в него: К+Б.
Ксавье улыбнулся.
— Я тоже тебя люблю, — сказал он, — и буду любить вечно.
У меня ручьем хлынули слезы. Если бы знать, что я увижу его в будущей жизни, я бы, может, и сумела это вынести. Но мне не вернуться на Небеса. Я не знала, куда попаду, меня ожидала вечная пустота.
— Живи дальше, — выговорила я между рыданиями. Все во мне корчилось от боли. — Если можно вернуться из смерти, обещаю, я найду путь — чтобы взглянуть на тебя и увидеть, как прекрасно ты живешь.
— Вот ты где! — Я подскочила, услышав эти слова, но это просто в комнату ворвалась Молли. — Габриель с Айви ждут снаружи. Они готовы ехать. Что ты застрял?
Ксавье поспешно прикрыл шторой мой рисунок.
— Иду. Еще одну минуту.
Молли и не подумала выйти.
— Пока не выехали, можно с тобой поговорить? Мне нужен совет.
Ксавье обернулся к окну, у которого я стояла, и взглядом попросил меня задержаться.
— Я сейчас вроде как занят, Молли. Нельзя ли потом?
— Чем занят: пялишься в пустоту? У меня вся жизнь идет под откос, а, кроме тебя, поговорить не с кем.
— Я думал, мы в ссоре.
— Построим мост, — огрызнулась Молли. — Мне нужен совет, а никто другой просто не поймет.
— Насчет Габриеля, да?
Я заметила на щеках Молли следы слез. Она тоже плакала. Уголки губ у нее задрожали, а плечи вздрогнули от одного имени моего брата.
Не знаю, принял ли Ксавье мое безмолвное послание или слезы Молли задели струну в его сердце… Он сел и похлопал по кровати рядом с собой.
— Ладно, давай, выкладывай, только быстро, времени мало.
— Я не знаю, что делать. Понимаю, что Габриель не для меня, но и забыть о нем не могу.
— Что тебе мешает?
— Мы были бы потрясающей парой, я не понимаю, почему он этого не видит.
— Так у тебя все по-прежнему? — удивился Ксавье. — Хоть ты теперь и знаешь, что он не человек?
— Я всегда видела, что он не такой, как все, — вздохнула Молли. — А теперь поняла, в чем дело. Он не похож ни на одного парня, с кем я встречалась раньше, он не просто парень… он, чтоб его, архангел!
— Молли, за тобой столько парней увивается, что впору палкой отгонять!
— Верно, только они не такие, как он. Никто другой мне не нужен, а он меня не хочет. Порой мне покажется, что он что-то чувствует… и тут же