Миновало минут примерно пять, в течение которых не было слышно буквально ни звука, если не считать тихого жужжания моей аппаратуры, и не было видно совсем ничего, кроме бесшумных молний, вспышка за вспышкой освещавших море вокруг корабля.
А потом произошло нечто совершенно необычное. Странная дрожь вдруг снова прокатилась по корпусу корабля и стихла. Следом за этим корабль закачало, сперва от носа до кормы, а потом с борта на борт. Не могу подобрать иного сравнения, лучше показывающего суть движения корабля, но мне показалось, что его подхватила рука невидимого гиганта, принявшегося крутить и вертеть наше судно в каком-то непонятном и болезненном ритме. Так продолжалось, насколько я могу судить, минуты две, после чего корабль несколько раз встряхнуло сверху донизу, после чего по корпусу опять пробежал трепет и настал полный покой.
После этого в течение целого часа ничего практически не происходило, корабль лишь дважды тряхнуло, причем после второго раза повторилась та странная качка, но уже в ослабленном виде. Продлилась она в течение нескольких секунд, после чего вокруг опять воцарилась зловещая и гнетущая ночь, черную тишину которой лишь время от времени пронзали бесшумные вспышки молний. Все это время я старательно изучал облик моря и атмосферы вокруг корабля.
Очевидно было только одно: окружавшая корабль серая стена еще более придвинулась к судну, так что даже при самых ярких молниях можно было увидеть лишь четверть мили чистой воды вокруг корабля, после чего перед взглядом возникала сумрачная стена, в которой не было глубины и которой по- прежнему не хватало силы, так что нельзя было понять, реальна ли она на самом деле или же некое непонятное явление скрыло от глаз далекое море. Не знаю, понятно ли выразил я свою мысль?
Странные бесшумные молнии делались все более интенсивными, вспышки их начинали происходить более часто. Так продолжалось до тех пор, пока они не стали практически непрерывными, и окружавший нас участок моря оказался постоянно залитым светом. И все же яркие молнии как будто бы не могли погасить бледный свет неких тусклых огней, в безмолвном множестве круживших вокруг нас.
Тут я начал испытывать странные и непонятные затруднения при дыхании. Каждый вздох давался с большим трудом и сопровождался неприятным ощущением. Три помощника и капитан также задыхались, короткими залпами хватая воздух, и слабое жужжание вибратора доносилось до моего слуха как бы из огромной дали. А вокруг нас царила такая тишина, что ее скорее можно было уподобить тупой головной боли, терзающей мозг.
Минуты медленно сменяли друг друга, и вот я вдруг увидел кое-что новое. Вокруг корабля плавали в воздухе серые силуэты, настолько нечеткие и неясные, что сперва я даже не был уверен в том, что вижу их, однако по прошествии некоторого времени стало понятно, что это далеко не так.
Беспрестанно полыхавшие молнии уже более четко выхватывали из тьмы их очертания… тени стали темнее и заметно увеличились в размере. Казалось, что они находятся в нескольких футах над уровнем моря… они становились горбатыми.
Примерно с половину часа, показавшуюся мне бесконечно более долгой, я рассматривал эти странные силуэты… горбатые горки тьмы, плававшие над самой поверхностью воды и двигавшиеся вокруг корабля в неторопливом и вечном, на взгляд, кружении, превращавшем для меня все происходящее в подобие некого сна.
А потом обнаружилась новая подробность: каждая из этих горок, обращаясь вокруг корабля, начала пульсировать. Я заметил в это самое время, что таким образом они сообщают судну подобные колебания, поначалу настолько слабые, что движение судна едва можно было заметить.
Однако колебания корабля становились все более ощутимыми, сперва поднимался нос, следом за ним вздымалась корма, словно бы корабль был подперт посередине. Потом движение это прекратилось, и судно стало на ровный киль, что сопровождалось некими резким содроганиями, похожими на то, как если бы кто-то постепенно опускал судно в поддерживающую его воду.
Тут вдруг немыслимые молнии разом погасли, и мы оказались в полной темноте, и только бледное и болезненное свечение Электрического Пентакля парило над нами, да слабо жужжала в кромешной тьме моя аппаратура. Представляете ли вы себе, каково было нам пятерым в напряжении, бдении и удивлении ожидать того, чему предстояло быть?
Началось все совсем не страшно — чуть дернулся вверх правый борт корабля, дернулся второй раз, потом третий, и все судно отчетливо накренилось на левый борт. Движение продолжалось неторопливыми и ритмичными рывками, разделявшимся явно просчитанными паузами, и я вдруг понял, понимаете ли, в какой колоссальной опасности мы оказались, ибо некая неведомая и колоссальная сила переворачивала наш корабль под покровом предельной черноты и безмолвия той ночи.
— Бог мой, мистер, прекрати это! — донесся до меня хриплый и полный тревоги голос капитана. — Еще мгновение — и мы перевернемся! Перевернемся!
Опустившись на колени, он оглядывался по сторонам, отчаянно цепляясь за палубу. Трое помощников капитана также держались за палубу руками, чтобы не соскользнуть к борту по крутому склону. В этот самый миг борт корабля дернулся в последний раз, и палуба стала едва ли не отвесной стеной. Я протянул руку к вибратору и переключил его.
Палуба немедленно несколько выровнялась, поскольку борт рывком опустился на несколько футов. Далее движение продолжалось теми же рывками, пока корабль снова не оказался на ровном киле.
Но когда это произошло, я сразу же ощутил изменение в напряженности атмосферы и услышал доносящийся со стороны правого борта громкий шум. Это взревел ветер. За первой ослепительной вспышкой молнии последовали другие, над нами забушевал гром. Вой ветра, налетавшего на нас с правого борта, превратился в оглушительный визг. А потом молнии погасли, и раскаты грома растворились в жутком вопле ветра. Доносившийся до нашего слуха из тьмы страшный вой покрывал все прочие звуки. Казалось, что где-то в миле от корабля посреди моря вдруг вырос колоссальный утес, посылавший вниз, оглушительные, чудовищные по силе вопли. Я понимаю, что слова эти могут показаться вам странными, но просто не могу выразиться иначе, потому что именно таким воспринимал я происходящее… как можно иначе описать ту странную и глухую пустоту над нашими головами… пустоту, тем не менее, полную доносившихся к нам сверху звуков. Понятно ли я говорю? Необычайное было ощущение… необычайное, и вместе в нем чудилась нотка величия, как если бы мы вдруг очутились у подножия какого-то чудовищного по своей сущности, затерянного мира.
А затем ветер рухнул на нас, ошеломляя своим голосом, силой и яростью. Мы были раздавлены и оглушены. Судно качнулось на правый борт просто под напором ветра на такелаж и борт. Вся ночь сделалась единым воплем, обрушивавшим на нас снежно-белую пену неисчислимыми тоннами. Мне не приходилось переживать ничего подобного. Все мы распластались на полуюте, держась за все, во что только могли вцепиться пальцы… Пентакль давно разлетелся на атомы, и мы находились в полной темноте во власти невероятного шторма.
К утру буря улеглась, и к вечеру мы уже бежали под свежим ветерком; тем не менее, насосы работали во всю силу, так как мы заработали весьма основательную течь, оказавшуюся настолько серьезной, что через два дня нам пришлось пересесть в шлюпки. Впрочем, нас подобрали в ту же самую ночь, и нам не пришлось испытать сколь-нибудь серьезных неприятностей. Что касается «Ярви», корабль сейчас благополучно покоится на дне Атлантического океана, где ему и место до скончания света.
Завершив свой рассказ, Карнакки выбил трубку.
— Но вы еще не объяснили нам, — запротестовал я, — что именно сделало этот корабль таким зловещим? Не рассказали, чем именно отличался он от всех остальных кораблей? Почему его посещали эти тени и видения? Каково ваше мнение об этом?
— Ну, — начал ответ Карнакки, — с моей точки зрения, он являлся фокусом. Этим техническим термином я хочу сказать, что корабль этот испускал «аттрактивные вибрации», то есть обладал силой притягивать к себе все оказывавшиеся поблизости психические волны, как это делает медиум. Способ, которым приобретаются эти «вибрации» — если снова воспользоваться техническим термином, конечно, остается предметом для предположений. Корабль мог нажить такую способность за годы своего существования, благодаря каким-то подходящим для этого условиям, или он мог быть наделен этой способностью с того самого дня, как на верфи был заложен его киль. Я хочу сказать, что к такому итогу могло привести все: состояние атмосферы, уровень электрических напряжений… даже удары молотков и случайное сочетание материалов. И это лишь, если говорить об уже известных факторах. Однако огромное количество неизвестных не позволяет нам вести праздные разговоры на эту тему. Мне хотелось бы напомнить вам собственное мнение о том, что некоторые разновидности сверхъестественных явлений могут иметь своей причиной аттрактивные вибрации. Как я уже отмечал, такие вибрации могут возникать при постройке корабля… потом при соответствующих условиях в некоторых сочетаниях материалов, безусловно, могут наводиться электрические токи. Словом, более подробный разговор на эту тему мне кажется бесполезным. Скорее я хочу напомнить вам о том, что стеклянный стакан будет вибрировать, отзываясь на прикосновение к некоторой клавише пианино, и пресечь дальнейшие вопросы своим собственным, до сих пор не имеющим ответа: а что такое электрический ток? И когда мы сумеем получить ответ на него, тогда придет время и для следующего шага, совершаемого уже в более догматичной манере. Мы находимся всего лишь на границе неизведанной и загадочной страны. И в таковом случае я полагаю, что оптимальным выбором для всех вас является дом и постель.
Столь резким образом завершив свой рассказ, Карнакки с максимальной любезностью выставил нас на тихую и промозглую набережную, от всей души поблагодарив каждого за пожелания доброй ночи.
Находка
Получив от Карнакки привычную открытку с приглашением отобедать, я поторопился отправиться на Чейни Бок, где нашел пришедших ранее Аркрайта, Тейлора и Джессопа, и по прошествии нескольких минут мы уже сидели вокруг обеденного стола.
Мы, как всегда, хорошо отобедали, и, следуя негласному обыкновению, принятому на наших собраниях, Карнакки говорил буквально обо всем на свете, но только не о том, чего ждали мы от него. И лишь когда все мы удобно разместились в креслах, он начал рассказ, уютно попыхивая трубкой.
— Дело вышло очень простое, требовавшее минимального умственного анализа. Я как-то разговорился с Джонсом из издательства «Малбри и Джонс», выпускающего «Библиофила» и «Книжный стол», и он упомянул, что натолкнулся на книгу, носящую название «Акростихи Дампли».
Единственный известный ныне экземпляр этой книги находится в Кайленском музее. И эта вторая копия, найденная мистером Людвигом оказалась подлинной. Малбри и Джонс вынесли такое заключение, и всякий человек, знакомый с их репутацией, охотно примет их вердикт.
Я услышал о книге от своего старого приятеля Ван Дилла, голландца, обедавшего в нашем клубе.
— Что вам известно о книге, называющейся «Акростихи Дампли?» — спросил я его.
— С тем же успехом, друг мой, вы можете спросить меня, что мне известно о вашем Лондоне, — ответил он. — Знаю все, что положено знать, то есть очень немногое. Был напечатан только один экземпляр этой замечательной книги, и сейчас он находится в Кайленском музее.
