Чёрт возьми, это было так некстати. Как раз сейчас Анна удачно не мешала. Какое-то время Грей будет занят сбором своей доли и оставит Ника и дженоскву один на один против меня и Майкла.
Я бы принял этот бой.
Но где в конечном итоге окажется Ханна Эшер? Выбранная ей сторона бесспорно получит перевес. С одной стороны, Эшер я нравился. Но с другой стороны, Никодимус спас её от саламандры, и она подписалась быть частью его команды, а не моей. Если она верна правилам наёмника Вязальщика, она будет играть за Ника, а не за меня. Я ломал голову над тем, как в данных обстоятельствах заставить её перейти на мою сторону. Но в голову ничего не приходило.
Вот блин!
Может, мне не стоило отказывать ей. Особенно после того, как она уже пережила отказ Вязальщика. Может, из-за этого она на меня ополчилась.
С другой стороны, кто знает? Время уже не вернуть. Может, это только снизило бы мои шансы.
Что-то безотчетно грызло меня, не давая покоя, какая-то мысль, связанная с Эшер, слишком расплывчатая, чтобы обрести форму.
Сомнение и напряжение начали покидать Никодимуса. Если не поторопиться, можно упустить момент. Пришло время начинать давить.
— Нельзя ли поторопиться? — спросил я Никодимуса. — Я не хочу быть съеденным трехглавым псом или, например, столкнуться с призраком горгоны Медузы, потому что вы тут упиваетесь своим торжеством как какой-то Тёмный Властелин. Я же сказал, что проверил алтарь.
— Если вы не против, я хочу убедиться сам, — ответил Никодимус и вернулся к своей проверке.
— Боже, вы должно быть шутите! — воскликнул я. — Мэб увёртливая сука, но слово своё держит. Она обещала, что пока вы играете по правилам, я буду помогать вам сохранить и вынести отсюда чашу, и именно это я и делаю. Всё безопасно. Чтоб мне провалиться.
Никодимус продолжал медленно двигаться по кругу.
— Стали сверхосторожным? — спросил я и, переместив посох на сгиб левой руки, подхватил Грааль.
Рука Никодимуса потянулась за мечом, глаза прищурились, а я просто демонстративно крутил и подбрасывал чашу в руке.
— Видите? Никаких ловушек. Это не фильм про Индиану Джонса, приятель.
Никодимус застыл на своём месте, но его тень рванула назад через сцену амфитеатра и выросла вверх до самой середины последнего ряда сидений. Её края вздувались, как голова чудовищной кобры. Что и говорить, выглядела она чертовски большой.
Когда я начал говорить, мой желудок сжался от страха, но постарался никак этого не выдать.
— Вы ведь за этим сюда пришли, верно? — спокойно сказал я. — И ваша дочь умерла ради того, чтобы вы это получили. Эй, думаете, она разобьётся, если я её уроню?
— Дрезден, — проговорил Никодимус, и в его голосе больше не было шёлка, только наждак.
— Сила тяжести здесь немного больше, — сказал я. — Вы заметили? Наверное, как раз достаточно большая, чтобы такая штука разбилась, если я её уроню. И тогда получится, что она умерла напрасно.
— Отдай мне Грааль, — его голос превратился в угрожающий шёпот. — Сейчас же.
— Да пожалуйста. Подойди и возьми, — ответил я.
Он погнался за мной вокруг алтаря, но я без труда зеркально повторял его движения, и алтарь всё время оставался между нами.
— А вы знали, что мы с Дейрдре вчера разговаривали о ваших с ней отношениях? — спросил я.
Он сглотнул. Его тень начала меняться, сгущаясь вокруг меня и растекаясь в большой круг с нами в центре. Свет в воздетых руках двух тройных статуй немного потускнел. Было похоже, что внезапно всё вокруг накрыли огромные тёмные крылья.
— Она рассказывала о веках, которые вы провели вместе, — небрежно начал я. — О том, что нет такого слова, которое бы объяснило, как близки вы стали друг другу, потому что ни один смертный не в силах это понять. Чёрт, думаю, это правда. Потому что вы выбросили её, словно мусор. Я не знаю слова, которое может описать отца, способного на такое.
При этих словах Никодимус снова бросился ко мне.
— Отдай мне Грааль, — прошептал он. — И закрой свой вонючий рот.
— Вы сказали, что она была единственной, кому вы доверяли, прежде чем убить. — продолжил я доверительно, сделав небольшое ударение на глаголах. — Может я и ошибаюсь, но, как по мне, следующие несколько тысячелетий у вас будут долгими, холодными и пустыми. Я это про синдром опустевшего гнезда. Монета в вашем кармане, должно быть, кажется сейчас такой тяжелой.
Никодимус задышал чаще.
Он жил на свете уже ни одну тысячу лет. И был злодеем, забывшим больше своих жертв, чем когда-либо убивал даже самый безумно успешный серийный убийца. Не сомневаюсь, что он убивал людей и по куда меньшей причине, чем я ему сейчас предоставил. Он был мастером во всех видах насилия и убийства, какие только мог предложить этот мир, и был самым опасным противником, с которым я когда-либо сталкивался.
Но где-то глубоко внутри этого монстра пряталось нечто, всё ещё выдававшее в нём человека. Нечто, способное чувствовать потерю. Способное
