Я поспешила вдогонку. Свечные человечки вцепились в мой халат, пытаясь остановить меня, но я нетерпеливо их стряхнула. Если мне предстоит защищать детей, так лучше я загодя узнаю здешние секреты.
Дункан неспешно прошагал через весь дом и остановился перед мраморным барельефом в стене: на нем красовалась череда искаженных в агонии лиц (человеческих и не только) с отверстыми ртами.
— О да! Да, пожалуйста. Пожалуйста… — взмолился незнакомец. В голосе его послышались ноты отчаяния. Его маленькие, глубоко посаженные глазки на одутловатом, без подбородка, лице непрестанно слезились; он весь дрожал от возбуждения, и жировые складки на шее колыхались в такт. Дункан, глядя все так же отрешенно, ткнул пальцем в глазницу одного из изображений поменьше, проталкивая глаз в глубину до щелчка. В стене открылось отверстие — медленно, под тяжестью мрамора, — и мальчик шагнул внутрь. А потом оглянулся на меня и поднес палец к губам; и вместе с незнакомцем исчез в потайной комнате, оставив для меня дверь открытой. Я приняла это самоочевидное приглашение и вошла следом.
Я оказалась в круглом помещении, словно обернутом концентрическими кругами колыхающихся шелковых завес. Эти покровы неспешно вращались на месте, так что вместо стен взгляд различал лишь кружащиеся слои тонких ширм, да тут и там — зияющие в ткани проемы. Чтобы пройти от одного кольца к другому, мне приходилось проворно нырять в отверстия. Наконец я оказалась у самого центра комнаты, где Дункан пристегивал дородного незнакомца ремнями к металлическому креслу. Рядом стоял столик на колесиках, на нем — серебряный поднос с дымчатым флаконом (прочесть белую этикетку мне не удавалось), шприцем, пинцетом и, по-видимому, одним-единственным куском сахара.
— Да, да… я так долго ждал. — Незнакомец закрыл глаза. По обрюзгшим щекам покатились слезы. Он уселся в кресле поудобнее, а мальчик вытащил из флакона пробку и набрал содержимое в шприц. Впрыснул черную жидкость в самую середину кусочка сахара, отложил шприц, подхватил преобразованный кубик пинцетом и вложил в жадно открытый рот незнакомца.
Тот с хрустом раскусил сахар — и в ту же секунду забился в конвульсиях; и лишь ремни сдерживали его. Дункан, не обращая на него никакого внимания, прибрался на подносе: заткнул пробкой флакон, закрыл колпачком шприц, — и снова оглянулся на меня с хитрющим заговорщицким видом. Человек в кресле больше не двигался. Дункан начал отстегивать ремни, а я спиной попятилась к выходу. В коридоре меня дожидались свечные человечки. Огоньки их снова зажглись; мои провожатые молча поманили меня из темноты.
Я сама не знала, что же такое мне довелось увидеть, но явно нечто гадкое и тайное. Почему Дункан позволил мне понаблюдать за этаким кошмаром, тревожило меня еще сильнее, нежели само по себе наличие такой комнаты в Сумеречье. Со мной играют — и меня это не радовало.
Очень скоро мы дошли до крыла, куда нас с детьми поместили на ночь. Лунный свет струился сквозь окно в конце коридора. Я уже отворила дверь в комнату, как вдруг по стене скользнула тень. Пламя свечных человечков зашипело и погасло, и они опрометью кинулись назад в свой шкаф.
Я резко развернулась: позади никого не было. Но тень шелохнулась снова, и на сей раз я заметила, как что-то мелькнуло за окном, заслонив на миг лунный свет. Любопытство оказалось сильнее страха, и я тихонько прокралась в конец коридора — выяснить, в чем дело.
Окно выходило на пруд. Какой-то старик, не иначе как смотритель, лопатой сбрасывал из тачки в водоем липкие, влажные куски чего-то очень похожего на мясо. Поначалу ничего не происходило. Ломти с плеском плюхались в воду и тотчас же шли ко дну. Затем на глубине взбурлили пузыри — точно так же, как во время нашей экскурсии по усадьбе, — и появилось щупальце, точно безголовая змея, а затем еще одно и еще, и вот уже с полдюжины их мерно колышутся в воде, извиваясь, закручиваясь и хватая куски мяса, уже упавшие в пруд. Старик вытер лоб рукавом и продолжил опорожнять тачку. Конечности придонной твари яростно подергивались.
Я отшатнулась от окна. Сердце неистово колотилось о серебряный крестик на моей груди. Нет, я не закричала. И в обморок не грохнулась. Но преисполнилась твердой решимости забрать детей из этого дома как можно скорее.
— Не бойтесь, — раздался голос у меня из-за спины. Я стремительно обернулась.
В противоположном конце коридора стояла Лили Дэрроу и глядела на меня с бесстрастной невозмутимостью.
— Да как вы только могли пригласить детей в такое ужасное место!
— Место странное, соглашусь, но ужасное… о нет.
— А эта тварь в пруду…
— Всего лишь кормилась. — Миссис Дэрроу подошла к окну и выглянула наружу. — Только потому, что это существо выглядит иначе, чем мы, и иначе себя ведет, оно не становится исчадием ада. Оно не причинит вреда ни вам, ни детям. — Тени щупалец в пруду вновь замелькали по стенам. А Лили уже заметила у меня под мышкой книгу. — Вижу, вы уже побывали в библиотеке.
— И не только в ней, — произнесла я чуть свысока, но вдаваться в подробности не стала. Возможно, Лили сама не подозревает, какими темными делами занимается этот ее мистер Уотли. — Мне не спалось.
— Вот и мне тоже. Я тревожусь о детях.
— Равно как и я.
— Я не допущу, чтобы с ними что-нибудь случилось, поймите!
— И как же вы рассчитываете защитить их от опасностей, которые я даже описать не в силах? — указала я на окно.
— Я их защитить не могу, но хозяину дома это вполне по силам.
