Чет выстрелил в тот момент, когда ребенок добрался до конца дорожки. Девочка прыгнула в кусты, и он так и не понял, попал он или нет.
–
И он побежал за ней.
Она остановилась, повернулась и посмотрела на него своими пульсирующими серебряными глазами.
– Чет, я тебя лю…
Чет выстрелил, и пуля попала ей в грудь, опрокинув в траву, разорвав чуть ли не пополам. Он застонал так, будто это ему разворотило грудь, потом подошел к ней, стиснув зубы так, что у него заломило челюсть. Занес нож.
Ее выражение смягчилось, руки и ноги приняли прежнюю форму, и она потянулась к нему своими крошечными пальчиками.
– Папа, – сказала она тоненьким, детским голоском. – Пожалуйста, не делай мне больно, папочка.
Его пальцы все сильнее стискивали рукоятку ножа, и он подумал о Гэвине, человеке, которому пришлось застрелить двух своих сыновей. Подумал, что нет на свете пытки хуже этой. И голос Гэвина вернулся к нему:
–
В глазах Ламии, устремленных на него, полыхнула ненависть, а потом они медленно закрылись.
Чет отвернулся и зарыдал.
Глава 97
Триш сидела на крыльце и смотрела, как Чет медленно бредет по дорожке, поднимается по ступеням. Он подошел к ней и упал рядом на колени.
Она вгляделась ему в лицо, надеясь, вопреки всему, на чудо, на какую-то тень надежды. Но не увидела ничего, кроме боли и отчаяния. Отвернувшись, она всхлипнула, почувствовала его руку у себя на плече.
–
Его рука упала, и он бессильно откинулся назад, привалившись к стене.
– Прости, Триш. Мне так жаль, прости.
Она едва слышала его.
Она не знала, сколько они так просидели, он – глядя на луну, она – на кровь, медленно сохнущую у нее на пальцах. Но потом он опять позвал ее по имени, и она вдруг поняла, что луны уже больше нет, и на горизонте появилась бледная тень рассвета.
– Нам надо отсюда выбираться, – сказал он. – Не знаю, сколько у меня еще осталось времени.
Она не ответила, продолжая глядеть пустыми глазами в сторону болот. Чет подхватил ее под мышки и поднял на ноги – на оставшуюся здоровую ногу.
Триш уже давно распрощалась с идеей, что все это, может быть, еще сон – кошмар, от которого она рано или поздно пробудится. Теперь она надеялась, что, по крайней мере, она сошла с ума, и все это были галлюцинации.
– Это ведь все не реально, правда? То есть… как такое может быть?
– Я уже больше не знаю, что реально, а что – нет, – горько ответил Чет. Он снес ее вниз по ступеням крыльца, потом по дорожке к «универсалу». Помог устроиться на пассажирском сиденье. Завел мотор, и они поехали прочь от дома.
Триш заметила их, когда они проезжали мимо кладбища. Дети собрались вокруг чего-то, лежащего в траве.
На мосту Чет притормозил – вид у него был неуверенный, – но они без всяких сложностей переехали на ту сторону. Еще через пару миль она заметила в предрассветном тумане тусклый огонек – на чьем-то крыльце горела лампочка. Дом был маленький, обшарпанный, только что не хижина. Из трубы поднималась тонкая струйка дыма.
Чет подъехал к дому, остановил машину, помог Триш выбраться, и они поднялись на крыльцо. Чет негромко постучал в дверь.
Изнутри дома послышались голоса, и секунду спустя дверь приоткрылась – совсем чуть-чуть – и в щель выглянул старик с темной, изрезанной морщинами кожей и курчавыми седыми волосами.
– Чё надо?
– Только немного помощи, сэр, – сказал Чет. – Мы надеялись, вы сможете сделать для нас всего один звонок.
Старик окинул их подозрительным взглядом, глянув на выпачканную в крови ночную рубашку Триш.
– Да уж, звонок я сделаю, это точно. Вы двое пока на крыльце обождите. – И он захлопнул дверь.