Чет принялся было усаживать Триш на старенькую деревянную скамейку, стоявшую на крыльце, но тут дверь открылась опять. На крыльцо вышла старая женщина.
– Давайте-ка в дом, вы оба. В такой холод и собаку на улицу не выгонишь.
Она подвела их к дивану, а старик в это время накручивал на телефоне номер, не сводя с Чета глаз.
Старик попросил соединить его со «скорой» и с полицией. Триш подумала, сколько пройдет времени, прежде чем отцу станет известно о том, где они находятся.
– Хватит глазеть, – сказала женщина старику, и тот, метнув на нее выразительный взгляд, потащил ее на кухню. Но Триш все равно слышала, о чем они разговаривают.
– Ты что, не видишь? – сказал старик. – Этот мужик, с ним что-то не то.
– Да вижу я, – ответила женщина. – Он просто потерянный, вот и все.
– Триш, – сказал Чет. – Мне надо идти. Есть обещание, которое я должен сдержать. – Она не ответила, и он прибавил: – Мне нужно вернуться за ней. За нашей дочкой.
Триш впилась глазами в его лицо.
– Что?
– Она осталась там… С остальными детьми. Мне нужно ее найти… Чтобы она не была одна.
У Триш вырвался всхлип, и она зажала рот рукой. При одной мысли о своей малышке, ставшей такой же, как они, как эти призраки, ей сделалось дурно.
– Да, Чет. Забери ее оттуда. Пожалуйста. – Она стиснула его руку. – И принеси сюда. Принеси ее ко мне.
С минуту он молчал, и на лице у него была написана боль. Потом медленно покачал головой.
– Не могу я этого сделать, Триш. Это… Ну, это просто невозможно.
– Нет, можешь. Ты должен.
Боль у него на лице стала еще глубже, будто у человека, потерявшего весь мир.
– Триш, я люблю тебя. Мне жаль… Мне так жаль. – Он встал, но она все не отпускала его руку.
– Чет… – Она попыталась найти еще какие-то слова, но их не было. Он был мертв. Ее дочь – тоже.
– Послушай, – тихо заговорил он ей на ухо. – Ламии больше нет. Мы ее остановили. Ни один ребенок не пострадает больше от ее злодеяний. То, что мы перенесли, то, что перенесла наша дочь, все это не было зря. Ты это понимаешь?
Триш подумала, что да, понимает, и медленно кивнула.
– Никогда, никогда об этом не забывай, – сказал он. – А теперь вот что ты можешь сделать для меня, для нашей дочки. Тебе надо будет двигаться дальше, и прожить свою жизнь как можно лучше, потому… потому что жизнь – бесценна… Это бесценный дар, и мы понимаем, насколько он бесценен, только когда он для нас потерян. Так что живи, живи как можно полнее, для меня, для Эми. Оставь этот кошмар позади. Обещай мне.
Триш не могла этого обещать. Она не знала, сможет ли вообще когда-нибудь улыбаться.
– Обещай…
Триш сделала глубокий вдох и кивнула.
Чет поцеловал ее в макушку и отступил. Триш стиснула его руку.
– Прощай, Триш. Я буду любить тебя, всегда. – Высвободив руку из ее пальцев, он пошел к двери.
– Чет! – позвала она.
Он остановился, поглядел ей в глаза.
– Я тоже люблю тебя.
И тут он улыбнулся – настоящей улыбкой, и на какую-то секунду, сквозь туман ее слез, он казался живым, как тот мальчишка, в которого она когда-то влюбилась.
– Ты уж позаботься о ней, – сказала Триш. Слез было уже не удержать, и они текли у нее по лицу. – Хорошо? Позаботься о нашей малышке.
Он кивнул.
– Я позабочусь.
И он ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
Глава 98
Чет стоял над обрывом; внизу катил свои воды Стикс. На плече у него была метла, которую он нашел в амбаре, и с нее свисала голова. Это была голова его дочери, вот только это было не так. Это была Ламия. Он завернул ее в какие-то тряпки, чтобы не видеть – не видеть длинного, болтающегося
