Потерянные боги

этикетки.

– Сколько лет должно пройти, чтобы человек забыл, как убивал собственных детей? Сколько времени пройдет прежде, чем он перестанет слышать их предсмертные крики?

Он сделал еще глоток, осушив бутылку до дна, а потом размахнулся и бросил ее в реку, наблюдая, как она, кувыркаясь, летит вниз, в темные воды.

– Один шаг, – сказал он. – Это займет один шаг.

Он сделал шаг, другой, и вот носки его сапог нависают над обрывом. «Давай, – прошептал Гэвин. – Еще один шаг».

– Эй, Гэвин, – крикнул ему Ансель. – Эта скала держится на соплях, чувак. Обвалится в реку, и ты вместе с ней.

«Вот жалость-то будет», – подумал Гэвин. У него кружилась голова. Он качнулся на пятках, услышал, как под ним трещит камень.

– Гэвин, ты меня слышишь?

Звон оружия. Топот тяжелых сапог вверх по дороге к обрыву, перекличка мужских голосов, ухарские выкрики. Звуки, которые издают мужчины, которые только что сражались и победили – несмотря ни на что.

– Эй, Гэвин, – крикнул ему Ансель. – Погляди-ка сюда. Это тебе понравится.

Гэвин повернулся. Вверх по склону верхом на грязной белой лошади ехал человек. Это был полковник Тернер Эшби. Он сидел, покачиваясь в седле, сунув руку за отворот конфедератского кавалерийского мундира – того самого, в котором он пришел сюда, вниз. Длинная черная борода – борода горца – обрамляла его скептическое, но располагающее лицо. Следом за ним ехала повозка – не просто повозка, а одна из колесниц Хоркоса, вся отделанная золотом. К скамье был торчком привязан не кто иной, как сам Господин Хоркос; ноги у него были обрублены по колено, руки – по локоть, один глаз вырван, вместо рта – зияющая кровавая дыра.

– Он это сделал, – произнес Ансель; в его голосе слышалось чуть ли не благоговение. – Сукин сын таки сделал это! Мы взяли бога, Гэвин. Бога! Можешь ты в это поверить?

Гэвин отступил от края.

В руке Полковник держал копье с наконечником из золота, такого яркого, что, казалось, оно светится само по себе. Он улыбался, и Гэвину подумалось, что никогда еще ни один человек, ни один мужчина не заслуживал такого права на улыбку.

Полковник ехал в окружении разномастного, потрепанного отряда, прозванного им Рейнджерами Эшби – напоминание о конфедератских днях, когда он командовал группой партизан. Многие уже облачились в свои боевые трофеи – доспехи и кольчуги, другие сжимали в руках превосходной выделки оружие, принадлежавшее раньше стражникам Господина. Кое-кто напялил даже изысканные головные уборы из перьев, какие носили Хоркосовы танцовщицы: они паясничали, валяли дурака и смеялись так, что едва могли идти, опьяненные радостью победы. Но ни один не снял алый шарф или платок, знак принадлежности к рейнджерам Полковника. Позади отряда вели лошадей – более десятка великолепных животных. Гэвин кивнул, зная, какую роль эти скакуны могут сыграть в предстоящих им испытаниях.

Полковник натянул поводья и спрыгнул с лошади прямо в повозку, встав рядом с поверженным божеством.

– Я дал клятву каждому из вас, – раздался его громкий, властный голос. – Сегодня… Сегодня я сдержал эту клятву. – Он высоко поднял копье, так, чтобы видели все. – Вот оно. Вот оно. Вот… оно!

Его люди разразились приветственными криками; кто-то хлопал в ладоши, кто-то стучал по щитам оружием. «Да здесь, наверное, сотни две человек», – прикинул Гэвин. А ведь совсем недавно рейнджеров Эшби можно было по пальцам пересчитать. Горстка душ, которая шаталась по Пустошам вслед за Полковником, верша справедливость, так, как он ее понимал: они выслеживали торговцев душами, бандитов, даже демонов – всех, кто видел в душах добычу, и расправлялись с ними по-своему. Он осмеливался грабить даже самих богов, совершая быстрые, скрытные рейды на их караваны и храмы, освобождая, где только возможно, рабов. В те времена большинство считало Полковника за эти его крестовые походы треплом и фанатиком-идеалистом, но в последнее время речи Полковника распространялись, как степной пожар. Гэвину доводилось слышать рассуждения о том, что, мол, все из-за того, что в последнее время в Чистилище стало много душ нового, безбожного типа. Но сам он считал, что душам просто надоело терпеть, им всего лишь нужно было, чтобы кто-то их объединил. Полковник, похоже, и стал этим «кем-то».

«А теперь это, – думал Гэвин, глядя на изувеченного бога. – Это меняет все». Он пошел навстречу толпе, и какая-то его часть завидовала этим людям. Тем, кто осуществил эту засаду, кто стал свидетелями того, как пал бог. Его отряду было поручено оберегать тылы и отлавливать всех, кто попытался бы бежать обратно в город Лету.

– Бог, – продолжал Полковник. – Вместе мы одержали победу над богом!

Опять крики. Полковник ткнул Господина Хоркоса тупой стороной копья. Лицо бога дернулось, и Гэвин знал, что где-то внутри этого куска изуродованной плоти бог пытался кричать. Вот только Полковник сделал так, чтобы у него не было ни рта, чтобы кричать, ни ног, чтобы бежать, ни рук, чтобы плести заклинания. Это бесполезное тело было теперь лишь тюрьмой для души.

– Это только начало, – продолжал Полковник. – Ведь когда об этом станет известно, многие придут, чтобы встать под наши флаги. Наши ряды