Прошел день.
Кажется.
А может, ни секунды не прошло. Что, если смерть – это навечное заточение сознания в пустоте? Она всегда считала, что смерть будет либо такой, как описывают священники, либо просто небытием. Но священники явно ошибались. Никакого вознесения сквозь вселенную к вечному суду Создателя нет и в помине. Однако и на возврат к небытию, в котором она пребывала до рождения, не похоже.
Она остается собой.
И по-прежнему способна злиться. Если это и есть мир иной, то здесь довольно убого. Мышление без ощущений – это издевательство какое-то, Всевышний свидетель. Ее это категорически не устраивает. Душа должна отправиться на суд, преобразиться или развеяться по ветру. А не болтаться в пустоте, как одинокий огурец в рассоле. Такое впечатление, что Создатель вдруг устал в самый разгар творения и, махнув рукой, удалился со словами: «А, гори оно синим пламенем, пойдем лучше выпьем!»
В оторванном от тела сознании понеслись лавиной колкости и богохульные издевки, которые Франческа не задумываясь обрушила бы на Создателя.
И тут…
Перед глазами расплылись кроны секвой. И сизое небо над ними. Постепенно из расплывчатого пятна начали проступать отдельные ветки. Что-то протопало рядом. Кто-то огромный. Франческа различила икры, ягодицы, темно-серую кожу, местами словно отшлифованную, а местами облепленную моллюсками, глубоко зарывшимися в покровы и распустившими по ветру перистые усики.
Существо попятилось, земля дрогнула. А потом у Франчески закололо в руках, и будто придавило невидимой стеной. Лишь через миг она поняла, что это ударная волна после взрыва.
Кошмарное существо пропало.
Дрожа всем телом, Франческа поднялась и обвела взглядом опустевший лес. Рядом стоял кобольд. Не Жила. Кто-то другой. Он взял Франческу за руку и повел прочь. А когда она упала, подхватил и понес, без усилий, словно ребенка.
Углубляясь все дальше в лес, он добрался до ямы, окруженной плотным кольцом деревьев. Франческе и прежде доводилось слышать о существовании таких «волшебных колец», образованных молодыми побегами вокруг старого, умирающего дерева. На краю ямы теснились магистр Шеннон, Азура, Жила, еще двое кобольдов и Сайрус.
Сайрус тотчас кинулся к Франческе и принял ее из рук кобольда. Она прижалась к нему, чувствуя, как по щекам льются слезы. Сайрус что-то говорил, но она не слышала.
– Я не слышу, – сказала Франческа. Сайрус вздрогнул, словно она крикнула ему прямо в ухо. Может, действительно крикнула. Она не разбирала, с какой громкостью говорит. – Я оглохла.
Сайрус обратился к Шеннону. От лба старого магистра к Азуре перекинулся мостик золотистого текста. Фамильяр уставился на Франческу.
Сайрус по-прежнему прижимал ее к себе, но у нее начали подкашиваться ноги.
– Я, пожалуй, сяду, – заявила она, опускаясь на землю. Лесная подстилка встретила ее холодом.
Учащенно дыша, Франческа закрыла глаза и зарылась пальцами в мягкую темную землю. Совсем недавно она думала, что умерла, и возводила хулу на Создателя. Теперь же, когда сознание снова принадлежало телу, ее охватил страх перед еще не свершившейся смертью.
Мир был невыразимо прекрасен – земля под ногтями, запах прели и зелени. Ладони Сайруса на ее плечах. Франческа посмотрела ему в лицо, в распахнутые шире некуда глаза, на острую черную бородку, на смуглые скулы…
Он был прекрасен. И от этого слезы полились с удвоенной силой.
Мир так чудесен, а она его чуть не лишилась. В груди стало больно. Франческа почувствовала себя ребенком. Одно потрясение, схлынув, сменялось другим. Она снова закрыла глаза, и Сайрус крепче притянул ее к себе. От мыслей о смерти накатывали рыдания. Сайрус принялся баюкать ее, и Франческа покорно качалась в его руках, пока не унялись судороги в груди. Она утерла нос и почувствовала странное умиротворение, которое способны дать лишь полчаса самозабвенных рыданий.
Разлепив ресницы, она вновь увидела лицо Сайруса. Он отер мозолистыми большими пальцами слезы с ее щек. Франческа взяла его за руку. Такая теплая, такая настоящая ладонь. Сайрус поцеловал ее в висок. Она обвила его руками за шею и прижалась всем телом.
Потом она заметила Никодимуса, который сидел на огромном корне, рассыпав волосы по плечам. Грудь и живот блестели от пота, оливково- коричневую кожу испещряли багровые рубцы – не иначе как отрывал татуировки с хтоническими заклинаниями. Двухдюймовый порез на груди сочился кровью. Шею и безбородое лицо покрывали брызги какой-то черной краски. «Незначительные повреждения, срочного вмешательства не требует», – по целительской привычке машинально отметила Франческа. У ног Никодимуса пристроились три кобольда, Шеннон стоял рядом. Все говорили.
– Сайрус, что произошло? – спросила Франческа как можно тише. Его губы беззвучно зашевелились. – Я тебя не слышу, – прошептала она. – Я оглохла.
Сайрус обернулся к Никодимусу. Все взгляды вдруг сосредоточились на Франческе. Шеннон, подойдя, протянул ей золотую фразу. «Вы ранены?» –
