– Пока не убедили. У вас еще две фразы.
– Что вы хотите от меня услы… – К горлу прижалось что-то острое.
– Одна фраза.
– Демон вызвал меня в город для отвода глаз, чтобы никто не заподозрил о зреющем расколе, – скороговоркой протараторил Сайрус. – Если среди иерофантов и есть адепты демона, мне их не раскрывают. И если меня сейчас найдут, я труп. Я вам не враг, клянусь Создателем.
Сверху послышался шелест низко парящих змеев.
– Либо вы говорите правду, пилот, либо вы искусный притворщик, – хмыкнул Никодимус.
Обручи на лбу и на шее Сайруса ослабли, позволяя осмотреться. Рядом стояли два сотканных из темноты силуэта – один человеческий, высокий и худой, другой ниже, с неестественно широкими плечами.
– Этих змеев над храмом вы притащили? – осведомился первый, предположительно, Никодимус.
Сайрус покачал головой.
– Я видел змея над вечерним рынком, когда покупал масло для лампы. Подумал, что кто-то из дозорных отбился.
– Скорее, Дейдре снарядила пилотов проследить за вашей парочкой, на случай, если вам удастся выманить нас из укрытия. Наверное, на рынке вас и засекли. Ладно, пилот, если хотите остаться живым, не подставляйте под удар ни меня, ни кобольдов. Понятно?
– Где Франческа?
– Здесь, – ответила она хрипло откуда-то из-за спины. Сайрус оглянулся, но увидел лишь тень.
– Под субтекстом, как и вы.
Сайрус машинально опустил глаза. Мантия действительно состояла теперь словно из осязаемой темноты. Находившиеся в распоряжении какографа неизвестные чары преломляли свет не хуже магических языков.
По грудам щебня к ним двинулась еще одна темная фигура. Никодимус шагнул к ней, последовала непродолжительная беседа на незнакомом наречии – видимо, кобольдском.
– Они уже здесь, – прошептал Никодимус, когда коренастый силуэт удалился. – Магистр, идите с Жилой. Франческа, Сайрус, с вами будет по кобольду. Мы выпустим дублей позади храма, а сами выберемся спереди.
Кобольд за спиной Сайруса заскрежетал недовольно.
– Нет, – с нажимом ответил Никодимус. – Нет, Жила, я же сказал. И Изгарь тебе уже… – Он перешел на кобольдский, а потом все двинулись прочь.
Оковы – не считая тех, что на руках, – растворились, и Сайруса кто-то дернул за мантию, увлекая за собой. Ему стоило больших сил не спотыкаться о камни и рухнувшие балки. Потом пошел коридор, заваленный еще сильнее. Отчаянно напрягая зрение, Сайрус различил рядом две другие темные фигуры. Судя по всему, Франческа и ее конвоир.
Впереди показался внутренний двор с неровными каменными плитами и расколотой чашей фонтана. В лужах поблескивали звезды.
Кобольд, тянувший Сайруса за мантию, притаился в темном закутке, не высовываясь во двор. Сайрусу пришлось пристроиться рядом.
Он выжидал, прислушиваясь к собственному дыханию. Мантия истощила весь запас чар, и Сайрус даже в своем пышном одеянии ощущал себя голым.
Видимо, Никодимус окружил его какой-то цензурой. Хотя какая разница… Каждый выдох добавит разве что пару фраз, понадобятся сутки, чтобы накопить достаточно текста на сколько-нибудь сносное защитное заклинание, и не меньше недели, чтобы сотворить прыгошют.
Может, цензура и к лучшему. Заряженная текстом мантия светилась бы голубым, рискуя привлечь внимание враждебных иерофантов.
Сайрус вдруг вспомнил змея, кружившего над куполом разрушенного храма. Темный прямоугольник… Темный, не светящийся.
Иерофантские чары не способны преломлять свет, а значит, не могут придавать невидимость, однако субтекстом можно прикрыть от других иерофантов даже их. Во время Гражданской войны пилоты научились маскироваться в небе, субтекстуализируя мантию и змея. Сайрус же, служа на военном корабле, немало упражнялся в создании и распознавании иерофантских субтекстов.
Скрипнув зубами, он попытался поставить себя на место командира эскадрильи, которому нужно замаскировать своих пилотов. Каким стилем он воспользуется? Каким жанром?
Они засияли перед глазами, все пятеро, угнездившиеся, словно коршуны, на полуразрушенных стенах и остатках минаретов. Сайрус охнул от неожиданности.
– Ти… хо, – шепнул кобольд.
– Ты меня понимаешь? – удивился Сайрус.
– Да… молчи.
– Во внутреннем дворе пять иерофантов, – шепнул он.
Из тени проступило иссиня-черное лицо в обрамлении светлых волос. Кобольд выставил руку – между человеческими пальцами располагалось еще три
