– Поглядывайте на небо и на крыши – заметите иерофантов, сообщите, – велел Никодимус Сайрусу, перекинувшись парой слов с кобольдом. – Я видел, как вы спеленали люцериновые фонари отвоеванным змеем. Впечатляет.
– Пилот был совсем зеленый. Стажер, наверное.
Никодимус свернул в очередной закоулок. Под ногами хлюпала грязь.
– Тайфон вербует адептов среди самых молодых иерофантов, – пояснил он. – Многие из них – уроженцы Авила, и их радует, что Кейла якобы намерена отмежеваться от монотеизма.
– А она не намерена? – пристально посмотрел на него Сайрус.
– Вряд ли. Тайфон может помещать свою душу в ковчеги – именно так он завладел Дейдре и ее богиней, Боанн. Возможно, тот же прием он использовал и против канонистки.
В мыслях об услышанном Сайрус пробежал весь длинный проулок, потом еще один.
– Если действительно хотите послужить городу, боритесь против Тайфона вместе с нами, – бесстрастно посоветовал Никодимус.
Сайрус не ответил.
Вокруг тянулась жилая часть Северовратного квартала, но свет в домах не горел, и на улицах было безлюдно. Похоже, весть о прорыве ликантропов уже распространилась по округе, и люди поспешили забаррикадироваться и пересидеть опасность в тех лачугах, что покрепче.
Где-то через милю Сайрус догадался, что Никодимус держит курс на северо-восток, к внешней городской стене.
До сих пор на крышах никого подозрительного не попалось, и только один раз где-то вдалеке мелькнул змей. В умытом дождем безлунном небе бриллиантами сияли звезды, вымерший город казался призрачным, как во сне.
Сзади донесся кобольдский оклик. Сайрус, уже начавший различать голоса, узнал Жилу. Никодимус остановился около какой-то лавчонки, и через пару минут пришлепали двое кобольдов – один тащил другого, закинув его руку себе на плечо. Никодимус осмотрел раненого.
– Магистра! – позвал он.
– Я здесь, – спокойно ответила Франческа. – Как его зовут?
– Жила.
– Что он сказал?
– Его пырнули копьем в левый бок. Рана неглубокая, потерял не больше чашки крови. На бегу начал задыхаться. Сердце колотится. Рана побаливает, но его больше пугает нехватка воздуха. Она все сильнее.
Франческа задумчиво присвистнула.
– Что вам известно об анатомии кобольдов?
– Если не считать очевидных внешних различий и более развитой мускулатуры, все вроде бы точно так же, как у людей.
– Скажите ему лечь, – велела Франческа, взмахивая рукой.
Над ее головой закружился хоровод искр – Сайрус узнал заклинания-светляки, которые, разгораясь, свернулись пылающими шариками.
Трое кобольдов зашипели при виде светляков, обнажая острые черные клыки.
– Они не жгутся, – бросила Франческа. – Скажите, чтобы перестали изображать напуганных кошек. – Она оглянулась на Никодимуса, который и сам не сводил глаз со светляков. – Никодимус!
Тот, вздрогнув, обернулся.
– Тоже будете шипеть и фыркать? Бантик на веревочке не угодно? Или тазик молока? Переводить собираетесь сегодня?
Никодимус заговорил на кобольдском, и Жила улегся на мостовую, выбрав пятачок посуше. Сайрус заметил, что этот выглядит постарше других кобольдов и по щеке у него вьется тонкий шрам. Кобольд что-то выдавил через силу.
– Говорит, что лежа дышится еще труднее, – перевел Никодимус.
Опустившись на колени, Франческа прижала ухо к кобальтовой груди, сперва справа, потом слева. Послушала прямо над раной.
– Иерофант, – обратился Никодимус к Сайрусу, – как там небо?
Сайрус окинул взглядом горизонт.
– Ничего нет. Я слежу.
– Позовите двоих человек… кобольдов то есть… неважно, в общем, пусть они его придержат, – попросила Франческа.
– Что с ним? – начал Никодимус.
– Скорее! – рявкнула она.
Сайрус невольно оторвался от разглядывания небосклона – на земле разворачивалось зрелище поинтереснее.
По приказу Никодимуса четверо кобольдов припечатали руки и ноги Жилы к мостовой. Теперь даже Сайрус слышал, с каким трудом он дышит. При каждом вдохе мускулы на шее натягивались, словно канаты. Франческа взяла кобольда за руку.
– Все будет хорошо, – пообещала она. – Все будет в порядке.
