– Хм-м. Насчет роняли в детстве я ошиблась, признаю. Чтобы так ушибиться головой, нужно было не просто свалиться с луны, а еще и с дуба по дороге рухнуть.
– Вы ведь слышали, что сказала Дейдре: Тайфон пытается лишить праязык ошибок. Демоны хотят изменить устройство жизни.
– А вы намерены упорядочить созданный демонами хаос? – вздохнула Франческа.
– Наоборот. Сейчас я орудие хаоса. Еще в детстве Тайфон украл мои способности к чарописанию и спрятал в арахестском изумруде. Так что теперь я Буревестник из антипророчества. И лишь заполучив изумруд, я стану орудием порядка! – с горящими глазами закончил Никодимус.
– Да-а-а, – медленно кивнула Франческа.
– Попробуйте, наколдуйте защищенное от ошибок заклинание на нуминусе. Не обязательно функциональное.
– Даже ученику под силу написать нефункциональное заклинание, которое не сможет разоружить и лорд-канцлер.
– Вы попробуйте.
Франческа создала в бицепсе несколько фраз на нуминусе, перекрутила между собой и сцепила все слова друг с другом. Никодимус окинул взглядом получившиеся бесполезные полфута отливающего золотом текста.
– Бросьте его в меня.
– Вам не удастся его развеять, если только зубами будете грызть.
– Давайте-давайте.
Пожав плечами, Франческа выпустила золотистый клубок. Светящиеся слова поплыли сквозь темноту. Никодимус осторожно дотронулся пальцем до клубка, и тот разлетелся на тысячу осколков. Франческа закрылась рукой, уворачиваясь.
– Можете смотреть.
Она медленно опустила руку. От заклинания не осталось и следа.
– Создатель! Ну ничего себе!
Франческа ожидала увидеть в глазах Никодимуса хвастливое самодовольство, однако наткнулась на затравленный взгляд, который не раз встречала у больных и умирающих. Так смотрят люди, мучительно переживающие свой недуг.
– Какография?
Он кивнул.
– Стоит взяться за текст, и он… рассыпается, взрывается или искажается.
– А как же те заклинания, которые вы с кобольдами создаете? Субтексты и взрывные?
– Эти языки какографии неподвластны. Однако они действуют только в темноте и оставляют шрамы. – Он похлопал себя по груди.
Сперва Франческа ничего особенного там не заметила, и только присмотревшись, разглядела сотни неразличимых в полумраке крошечных рубцов.
– А как ваша какография воздействует на праязык? – спросила она, ловя себя на участливом целительском тоне.
– Искажает так же, как магические языки. – Никодимус повертел головой по сторонам. – Было бы тут какое-нибудь растение или насекомое, я бы продемонстрировал. Я бы…
Никодимус не договорил, глядя куда-то через плечо. Франческа проследила за его взглядом, но не заметила ничего, кроме темных лачуг.
– Что такое? Кто-то идет?
– Магистра, видите кошку вон на той крыше? – показал Никодимус.
Франческа посмотрела в указанном направлении – ничего, только серое пятно на графитовой кровле.
– Нет.
– Что-то здесь не… Сложно сказать. – Он обернулся к Франческе. – Вам не попадалась на глаза серая кошка?
– В городе полно бездомных кошек.
– А так чтобы все время одна и та же?
– Нет. К чему вы ведете?
Никодимус плотно сжал губы.
– Может, я и ошибаюсь.
– Насчет чего?
– Неважно. Так вот, возвращаясь к праязыку… Давайте я покажу на ком-нибудь из кобольдов. Изгарь мне разрешит. Кобольды невосприимчивы к моему воздействию, оно проходит для них бесследно. И все равно зрелище пугающее.
– То есть другим живым существам, кроме кобольдов, ваше прикосновение вредит?
– Убивает. Искажает пратекст, вызывая язвенное проклятие, – волдыри, наполненные омертвевшими клетками. У клириков есть какой-то термин, которым называют мертвую ткань в окружении живой…
