— Продавать надо. — Рашид глядел исподлобья. Его смуглое, скуластое, узкоглазое лицо посерело, кожа обветрилась, и заострился, словно у покойника, подбородок. — Поделим выручку, разлетимся. Пристроимся куда-нибудь. Как думаете?
— Мне безразлично, — уныло ответил Шломо. — Пришла беда — отворяй ворота. Выручки-то не будет — полугодовой запас руды похитили. Хорошо, если продажная цена покроет долги. Куда я теперь мальцов дену.
Остались у Шломо на руках пятеро мальчиков, погодков, мал мала меньше. Старшему едва сравнялось двенадцать.
— Вот что, парни… — Иван грузно поднялся, оперся клешнястыми натруженными пятернями о стол. — Я против продажи. Детей поднимать надо. Продадим рудник — по миру пойдут. Года три всего придется ишачить, четыре от силы, пока старшие пацаны не подрастут. Питу Моргану скоро тринадцать, близнецам Ошимото — уже четырнадцатый.
— Легко сказать, три-четыре года, — протянул Шломо задумчиво. — Как их прожить-то?
— Как-нибудь. — Иван стиснул челюсти. Серые, обычно маловыразительные глаза стали вдруг стальными и упрямыми. — Как на каторге. У меня с восьмого по десятое колено предки — каторжане и лагерники. Едва ли не все поголовно. Ничего, сдюжим.
Как они сдюжили, Шломо понимал плохо. По шестнадцать часов в сутки, без выходных и праздников. Вскорости он уже чувствовал себя не человеком, а неким автоматом, роботом, которого раз поставили в забой и велели долбить, а смазывать и ремонтировать забыли.
— Больше не могу, — взмолился однажды Рашид. — Нет, я не от работы загибаюсь. Вернее, от нее тоже, но в меньшей мере.
— От чего же тогда? — поинтересовался Иван.
— Безбабье замучило. — Рашид потупил глаза. — Стыдно признаться, спать не могу, гаремы снятся. Валюсь с ног как убитый, а посреди ночи вскидываюсь и зубами скриплю до утра.
— Мастурбируй, — пожал плечами Иван, — говорят, помогает.
— Пробовал. Противно это, да и какое там «помогает». Пару часов облегчения, потом опять в дугу скручивает. Боюсь я, парни. Третьего дня Алиска Морган, дуреха сопливая, глазки мне начала строить. От горшка два вершка, сиськи еще не выросли. Так что вы думаете? Едва удержался, чуть не набросился на нее, педофил драный.
Иван переглянулся со Шломо.
— Ты вот что, дружище, — Иван шмыгнул носом, — еще потерпи малость. Пит уже не сегодня завтра сможет тебя подменить. С погрузчиками он и сейчас ловко управляется, способный парнишка и работящий, жаль, Джо, покойник, не дожил. Месячишко еще, другой — и отпустим тебя, слетаешь на Вилену или на Весту. Еще куда-нибудь… сосватаешь девчонку или вдову, мы тут как-нибудь без тебя пока перебьемся.
— Кто за меня пойдет, — махнул рукой Рашид. — Шахтер: рожа черная, жопа черная, за душой ни гроша да семеро по лавкам.
— Ладно тебе, — усмехнулся Шломо. — Года два-три еще — и рудник снова начнет приносить прибыль.
— Если начнет, — поправил Рашид. — И какая баба будет ждать эти годы. Да и за-ради чего? Глаз моих красивых? Косых ко всему. Тем более в таком захолустье.
— Я вот думаю… — поскреб пятерней в затылке Иван. — Ты правильно говоришь, дружище. Нормальная баба ни за одного из нас не пойдет, для этого мозги надо иметь набекрень. Остается, однако, вариант. — Иван замолчал, помялся и, наконец, закончил: — Я думаю взять лигирянку.
— Сдурел? — присвистнул Рашид.
— Да нет, в здравом уме и при памяти. Я считаю, нам каждому надо взять по одной. Всем лететь на Лигирь необязательно. Одного пошлем — без разницы кого. Пит его заменит. Займем в галабанке под будущую выручку, и ходок выкупит трех лигирянок. Каких сторгует, желательно не уродок.
Наступила тишина. Слухи о землянах, взявших в наложницы лигирянок, ходили давно. И были эти слухи самыми что ни на есть противоречивыми. Говорили, что лигирянки приносят несчастье. Также что, наоборот, удачу. Еще поговаривали, что они ревнивы и мстительны. Ходила история о некоем дальнобойщике Фредди, женатом на лигирянке и увлекшемся в полете пассажиркой. Фредди нашли под утро зарезанным, в обнимку с зарезанной же лигирянкой, причем, кто кого убил, так выяснить и не удалось.
Лигирь, планета земного типа, была четвертой от светила в системе гаммы Водолея. И, как всякую подобную планету, населяли ее гуманоиды. Внешне они мало чем отличались от гомо сапиенс, особенно если не брать в расчет цвет кожи, варьирующийся у лигирян от лимонно-желтого до ярко-оранжевого. Геномы обеих рас были, однако, несовместимы, хотя краем уха Иван слыхал скандальную историю поп-звезды, клявшейся, что забеременела от дикого лигирянина. Правда, ввиду общеизвестной любвеобильности этой звезды, клятва ее выглядела весьма сомнительно. Главное же отличие было не во внешности и не в структуре хромосом. Уровень развития лигирянской цивилизации отставал от земного на два десятка веков. Там еще в моде было рабовладение, варварские войны и довольно жуткие с точки зрения современного землянина нравы. Насильственные смерти любого толка были у местных в чести. В частности, поговаривали, что первым визитерам с трудом удалось воспрепятствовать массовому жертвоприношению в честь новых богов, свалившихся в железных огурцах с неба на головы аборигенам.
Мало-помалу, правда, к богам привыкли и настоятельным их просьбам вняли. Убивать и сжигать на кострах во славу прекратили. Зато охотно отдавали богам девушек — считалось, что та, на которую пришлые обратили внимание, сама вместе с ними возносится на небо — и в буквальном, и в переносном смысле. А уж ставший традицией выкуп за причисленную к сонму святых, по земным меркам пустяковый, враз делал счастливых родителей
