Плохо было то, что я ушла – нет, сбежала, – оставив там Элли. Плохо было сердцу, и совсем уж плохо – ногам. Я провела перед лицом рукой: за ладонью оставался призрачный след. Колени отказывались служить, и кто-то очень умный шептал:
– Давай, давай, – сказала Джоан. – Вот сюда.
Меня подтолкнули, почти пронесли немного, а потом я присела, ощущая спиной ровную поверхность.
– Молодец, молодец, – приговаривала Малкольм. – Умница.
Она уминала мне плечи, усаживала, подпирала.
– Руку дай… – вспыхивали слова. – Нет, черт, шею… Ага, вот так!
Укол. Шепот о том, что Мовчан дала ей этот шприц, что все ненадолго станет хорошо, какие-то химические термины… Джоан держала руку – ту самую, перебинтованную, и я чувствовала жар. И чувствовала: мне лучше настолько, что я готова спрашивать.
– Он придет?
– Нет.
– Нет?
– Нет, я сказала.
– Он стал таким, чтобы растормошить меня, – сказала я.
…А потом ему понравилось. Так иногда бывает, когда сводит с ума боль, а потом – близкий человек, который не становится ближе. Будить можно поцелуем, можно – ударом по голове. В конце концов, заставлять кого-то жить – это уже насилие.
Новая порция наркотика ускоряла меня, свет стал просто светом, звук – звуком.
– Это прошлое, которое над тобой не властно, – ответила Джоан и уселась рядом. – Делай, наконец, выводы.
– Почему… Почему тогда я его боюсь?
Она поджала губы и кивнула:
– Глупо не бояться Келсо. Другое дело – смывать мозги в унитаз при одном его виде.
Джоан повернулась ко мне:
– Кукла Кристиана Келсо существует только вот здесь, – она ткнула пальцем мне в лоб. – В твоей памяти.
Не – кто? Я не знала, как это назвать. Думать вдруг стало так сонно, стена стала такой удобной, и слабость понимания охватила меня всю. Я поскребла горло, нащупывая пуговицы.
А еще кто-то уже говорил мне эти слова. Кто-то другой.
– Ох ты ж боже мой, – вздохнула Джоан и расстегнула мне ворот блузки.
Ее лицо застыло, а потом расплылось в улыбке.
– Боже мой, – зачем-то повторила она, все еще улыбаясь, и встала.
– Куда ты?
– СБ забрала Элли. Надо изловить их до того, как они захотят тебя.
Джоан постучала в дверь рядом со мной, показала язык и скрылась на лестнице.
Я попыталась подняться, но не успела. Дверь распахнулась, и мне только и осталось, что смотреть снизу вверх, как в коридор выглядывает Анатоль.
– А… – сказал он, поднимая на лоб очки. – Витглиц? Вы?
Я сидела на полу, сминая полы пальто, сжимая кулаком расстегнутый ворот блузки.
– Доброе утро, – сказала я.
Мне было легко и немного совестно.
– Что вы… Давайте, вставайте, я вам помогу! В медчасть? Вызвать Мовчан?
Он помогал мне держаться на ногах, и это было тоже легко и тоже – совестно: я уже могла стоять сама.
– Если можно – чаю.
Когда он моргнул и несмело улыбнулся, я добавила:
– С сахаром.