Замена

Страаааах…

«Надо обернуться», – подумала я и вдруг поняла, что хочу этого.

Малкольм усадила Кристиана, и, развернув второй стул, оседлала его – точно напротив, по другую сторону стола. Солнце вызолачивало мокрые волосы Келсо, капли на его халате. Солнце било ему в лицо, но он, щурясь, смотрел только на меня. «Он хуже видит левым глазом. На две диоптрии», – вспомнила я.

– Доигрываешь в мои игрушки? – спросил Кристиан.

– Сюда смотри.

Малкольм вытащила из рюкзака длинный пистолет и положила его на стол, а рядом – блистер таблеток.

– Что это? – Кристиан улыбался мне.

Он улыбался – честно, ярко и открыто, – в одной комнате с бедной Элли.

Я ждала ответа Джоан и повторяла как заклинание: «цианистый калий, цианистый калий, цианистый калий…»

– Нитроглицерин.

– А, – сказал Кристиан и впервые посмотрел на Малкольм. – А за что?

– За все хорошее.

Она тоже улыбалась: брезгливо и снисходительно, а ладонь ее лежала на рукоятке пистолета.

Я разглядела за ухом у Келсо мыльную пену. Трость подрагивала у меня в руке, и я чувствовала: еще немного, еще несколько слов, обращенных ко мне, и что-то произойдет.

Кристиан покачал головой и, с треском вынув таблетку, положил ее на язык.

– Воды можно?

– Так жуй.

Он дернул челюстью и принялся жевать: медленно, как рептилия. Джоан гладила тремя пальцами ребристую рукоятку оружия и не отводила глаз от лица Кристиана. Сцена была гадкой, как комок блевотины, их взгляды хотелось отмыть, хотелось отмыть себя, хотелось…

Кристиан глотнул.

– Всё.

– Нет. Не всё, – ответила Джоан. – Следующую.

– Следующую, – протянул Келсо, вертя блистер пальцем. – И сколько всего мне их съесть?

– Все десять штук.

– Но мне же будет больно, – улыбнулся Кристиан. – О-очень больно.

– У тебя в любом случае заболит. Или голова от нитроглицерина, или кусок руки от карбида молибдена. Жри давай.

Джоан подняла пистолет и приставила его к плечу Кристиана.

– Соня, – позвал он. – И ты что, так это оставишь? Это же для тебя шоу. Сделай что-нибудь.

«Сделай что-нибудь!»

…Кристиан гладил ее щеки, и с них слезала кожа. Он уже умел контролировать карминную дрожь, а я не умела ничего – только смотреть, только пытаться что-то почувствовать. Девочка умерла, и только тогда он меня отпустил.

«Сделай что-нибудь!»

– Соня занята, – любезно сообщила Джоан сквозь грохот света, грохот пульса. – Соня думает и приходит к правильным выводам.

– Соня, – прошептал Кристиан. – Я приду вечером, Соня. Пусть дурочка думает, что она может меня держать. Я приду.

– А ну закрой рот и жри! – прикрикнула Малкольм.

«Это как свист кнута», – поняла я. Мне было холодно, и бретели бюстгальтера стали острыми от пота.

– …Я приду, – шептал Кристиан, и я видела только его глаза. – Я приду, мы разогреем вино – сильно разогреем, и когда оно закипит, я волью тебе его…

– Приходи.

Свет померк – и сразу же прояснился.

Я подошла к столу и положила на него трость. Алюминий покрылся коркой окалины, ручка сгорела у меня в ладони. Трость изогнулась, как лук, а набалдашник тяжелыми каплями стекал на пол.

Я вдохнула дым горящей резины, дождалась, пока смрад взорвется болью под переносицей, и повторила:

– Приходи.

18: Цветок ненастья

Я остановилась только у лестницы.