Краем глаза я видела, что она сидит за кухонным столом и выстукивает указательным пальцем какие-то узоры на его поверхности. Шипела вода, шипел липкий страх – и предчувствие боли, щекотное покалывание в голове. Я знала, как можно это прекратить: всего один укол.
Всего один.
На полтора часа раньше.
– Осторожно, – предупредила Джоан. – Там полка на соплях.
Ей вторило эхо и бледные вспышки – призраки на дверцах посудного шкафа. С первой попытки вставить тарелку в сушку не получилось. Я покачнулась и раздавила ее о мойку.
– Раззява, – сказала Малкольм, помогая мне сесть. – Давай. Позади тебя шкафчик, смелее облокачивайся.
Тук. Тук. Тук. В руке поселился болезненный пульс, и я постаралась поднять ее, чтобы посмотреть.
– Что там? – спросила Джоан.
– Кажется, я порезалась.
– Да, так и есть. Пробила ладонь. Где аптечка?
Я кивнула на зал, и она умчалась. Здоровой рукой я провела по лбу: испарина. По полу были разбросаны осколки, один запутался в ворсе халата.
– Ну, крупные сосуды и сухожилия не задеты, так что без кройки и шитья обойдемся.
Голос отливал бронзой. Холодные руки взяли мое запястье, и я следила, как шипит баллончик с антисептиком, как щурится видимый мне глаз Малкольм. Бинт, прикосновения – и холодные пальцы, и горячее дыхание на коже руки.
– Кошмар, сколько крови, – процедила она, рассматривая рану. – Какое у тебя протромбиновое время?
Я молчала. Кровь уже останавливалась.
– Второй комплект посуды тебе бы точно не повредил. Тебе нужен кто-то рядом, Витглиц. Кто-то, кто перевяжет.
Бинт ложился ровно и в меру туго, рана отзывалась болью на движения Джоан.
– Ты, конечно, можешь жить в медблоке… Или выписать себе Николь, но это не дело, – Малкольм осмотрела результат своей работы, но руку не отпускала. Ее пальцы нагревались.
– Вот скажи мне, что ты последнее сделаешь, когда поймешь, что вот оно – всё, совсем всё?
Мы смотрели глаза в глаза, расстояние было неловким, и она все еще держала мою руку. Кожа под бинтом, около бинта – да вся рука до локтя уже горела огнем.
– Вит-глиц.
– Да?
– Что ты сделаешь последним?
– Сдам полномочия модератора, – ответила я и уточнила: – На форуме.
Она нахмурилась:
– Это шутка?
– Нет. Да.
В кухне стало тихо. Джоан серьезно смотрела мне в глаза, я ждала, когда утихнут боль и жар, и казалось: вот оно – оправдание, чтобы раньше поставить укол. Потом Малкольм наклонилась и поцеловала бинт – на тыльной стороне моей ладони.
– Что… Что ты делаешь?
– Ничего. Говорят, так заживает быстрее, – ответила она и поднялась. – Вставай, идем пить чай.
Только сейчас я поняла, что слышу свист пара.
– Ерунда какая-то.
Джоан старательно принюхивалась, и я все надеялась, что она поймет этот аромат: белый чай и немного бергамота – совсем немного, чтобы раздразнить обоняние. Завитки пара убаюкивали, хотелось немного вздремнуть, потому что уже наступило завтра, потому что темы для разговора становились все более пустячными.
– М-м, на вкус лучше, чем казалось.
Я моргнула: Малкольм отпила из чашки и жмурилась. Она держала ее за ручку четырьмя пальцами, и только указательному не нашлось места под завитком – из-за этого казалось, что Джоан держит пистолет.
– Я рада.
