Гензель и Гретель.
Теперь Киврин осознала, как легко было заблудиться в лесу и Белоснежке, и принцам. Уже через несколько сот метров Киврин перестала понимать, где осталась дорога, даже отпечатки ног и копыт не помогали. Гензель и Гретель могли проплутать в этом лесу хоть полгода, так и не выйдя домой. И к пряничному домику тоже.
Ослик остановился.
— Что такое? — спросила Киврин.
Отец Рош отвел его в сторону и привязал к ольхе.
— Пришли.
Нет, это не переброска. Даже не поляна, просто пятачок под кроной раскидистого дуба. Под шатром из голых веток темнела чуть припорошенная снегом земля.
— Можно мы разведем костер? — спросила Агнес, подбираясь под низко нависшими ветками к кострищу, поперек которого лежало упавшее бревно. Девочка уселась прямо на него. — Я замерзла. — Она поворошила ногой закопченные камни.
Видно было, что костер горел недолго, сучья едва обуглились. Тушили костер землей. Киврин снова увидела присевшего на корточки отца Роша, на лице которого плясали отблески огня.
— Ну? — не утерпела Розамунда. — Вы что-нибудь вспомнили?
Она была здесь. Она помнит этот костер. Она думала, его разожгли, чтобы казнить ее. Но как же так? Ведь Рош приходил на поляну переброски. Он склонялся над Киврин, когда она сидела у колеса.
— Это точно то место, где меня нашел Гэвин?
—Да, — хмуря брови, подтвердил Рош.
— Если придет злодей, я вонзю в него свой кинжал! — Агнес отломила обуглившийся сучок и занесла его над головой. Почерневший кончик отвалился. Агнес присела на корточки у кострища, вытащила еще одну палку, потом села прямо на землю, опираясь спиной на бревно, и стукнула палками друг о друга. Горелые ошметки разлетелись в стороны.
Киврин посмотрела на Агнес. Она сама сидела так же, привалившись спиной к бревну, когда разводили костер, и Гэвин склонился над ней, рыжеволосый в свете огня, и что-то произнес. А потом раскидал костер ногами, и глаза застлал дым.
— Ну как, ты вспомнила себя? — спросила Агнес, забрасывая сучья обратно в кострище.
— Тебе нездоровится, леди Катерина? — все еще хмурясь, спросил Рош.
— Нет. — Она выдавила улыбку. — Просто... Я надеялась, что увижу то место и вспомню...
Рош посмотрел на нее исподлобья, как тогда, в церкви, а потом, развернувшись, пошел к ослику.
— Едем.
— Вспомнила? — допытывалась Агнес, хлопая меховыми рукавицами, перемазанными в саже.
—Агнес! — ахнула Розамунда. — Посмотри, как ты рукавицы перепачкала. И плащ весь в снегу! Вот неслух!
Киврин растащила сестер.
— Розамунда, пойди отвяжи пони. Надо ехать за плющом. — Она отряхнула накидку Агнес от снега и попыталась оттереть белый мех.
Отец Рош поджидал их, стоя рядом с осликом. С лица у него не сходила мрачная сосредоточенность.
— Отчистим рукавицы, когда вернемся, — заторопилась Киврин. — Пойдем, отец Рош ждет.
Подхватив кобылу под уздцы, Киврин зашагала вслед за девочками и священником. Пройдя несколько метров в обратном от полянки направлении, они резко вывернули на дорогу. Развилки отсюда видно не было — то ли они вышли дальше, то ли это просто совсем другая дорога. Как тут различить, если кругом одни вербы и полянки с дубами?
Теперь понятно. Гэвин повез ее в поместье, но она от слабости не удержалась на лошади. Тогда он принес ее на полянку, развел костер и оставил, усадив к поваленному стволу, а сам поехал за подмогой.
Или он развел костер, собираясь охранять Киврин до утра, а отец Рош, увидев огонь, подоспел на помощь, и вдвоем они отвезли ее в поместье. Отец Рош не знает, где переброска. Он думает, что Гэвин нашел Киврин тут, под этим дубом.
А то, как Рош склонялся над ней, когда она сидела у колеса, — это все лихорадочный бред. Ей это привиделось уже в поместье, в светлице, как привиделся колокольный звон, костер и белый конь.
— Ну куда его опять понесло? — сварливо протянула Розамунда, и Киврин захотелось ее шлепнуть. — Плющ растет ближе к дому. Дождь начинается.
Промозглая серость действительно начала превращаться в морось.
— Мы бы уже давно все собрали и вернулись домой, если бы нюня Агнес не притащила своего щенка! — Розамунда вновь умчалась вперед. Киврин даже не пыталась ее остановить.
