— Этот лес на холме вырос задолго до основания здесь университета и, думаю, намного его переживет. Вы со мной согласны?
— Вполне возможно, профессор. Я бы даже сказал, вероятность этого не подлежит сомнению.
— Энтропия, — объяснил Кларк.
— Что-что?
— Вчера приходили рабочие с брандспойтами. Их обычно используют, чтобы смывать граффити со стен. Но здесь они нужны для очистки учебных корпусов от мха. В последнее время приходится все чаще их отскребать. А к утру мох снова нарос.
Ситон сидел, уперевшись локтями в колени. Он устал изучать профессорскую спину и принялся разглядывать свои руки.
— Каждый день приходит электрик. Каждый день уборные надраиваются и дезинфицируются. И все впустую. Энтропия, мистер Ситон. Поломка матрицы. Погружение в хаос.
Ситону было слышно, как потрескивают, моргая, флуоресцентные лампы в коридоре.
— Это не энтропия, профессор.
Профессор Кларк отвернулся от окна и, сняв очки, в упор посмотрел на Ситона. В свете лампы Колмана его глаза казались невероятно синими, а взгляд, как отметил про себя Ситон, слишком бесхитростным для человека, преподающего этику.
— С деревьями что-то не так, — предположил Кларк. — И в самом здании, наверное, есть что-то такое. А может, все это мне просто кажется?
— Боюсь, куда серьезнее.
— Вы боитесь… — простонал профессор, снова сев за стол.
— Что на вас нашло, когда вы повели их в дом Фишера?
— Вы можете мне помочь, мистер Ситон? Хоть кому-нибудь из нас? Вы похожи на священника. По крайней мере, на киношный образ священника. Этакий суровый мыслитель-богоборец, несущий пламя своей веры, которое вспыхивает еще ярче в оптимистическом финале картины.
«Да он же пьет! — догадался Ситон. — Скорее всего, водку».
Запаха спиртного Пол, впрочем не почувствовал. Все, надо уходить. Здесь ему делать больше нечего.
— Нет, профессор Кларк, я не священник.
— Но вы католик.
— Это не слишком помогает, — улыбнулся Ситон.
— Вы все же живы. А вы туда тоже ходили.
Глядя на обреченного человека, стоящего перед ним, Ситон повторил вопрос:
— Что заставило вас отвести туда этих девушек?
— Приглашение, разумеется, — ответил Кларк. — Я повел их, потому что нас туда пригласили.
Ситон помолчал, пытаясь переварить услышанное.
— Могу я узнать, кто именно вас пригласил?
— Питер Антробус. Аспирант философского факультета. По крайней мере, он так отрекомендовался. Но мне кажется, имя это вымышленное, и корочки у него были такие же фальшивые, как и те, что вы мне только что предъявили.
Эти слова заставили Ситона снова опуститься на стул.
— Расскажите мне все, профессор. Начните с самого начала. Я хочу услышать от вас все, что вы знаете об этом самом Питере Антробусе. И я непременно услышу. Вы, конечно, пьяны, но все же не настолько забыли этику, чтобы не понять: вы в моральном долгу перед теми девушками.
Ситон посмотрел на часы. Ему совсем не улыбалось шагать в темноте по хрустящему гравию университетских дорожек. И вообще, ему хотелось оказаться сейчас подальше от этого места до наступления сумерек. Он не хотел идти на риск еще раз столкнуться с обладателем гетр. За окном из низкой иссиня-черной тучи не переставая лил дождь. Но было всего два часа дня. Ситон поудобнее уселся в кресле, и профессор начал свой рассказ.
5
Дорога на Уитстейбл вела почти прямо на восток, и Ситон двигался навстречу ночи, оставляя позади закат, слабо пробивающийся сквозь облачность и отражающийся в зеркалах заднего вида Восточнее Уэстерхэма, в нескольких милях от него, проходила трасса М-25. Свернув на нее, можно было бы влиться в поток спешащих за город на выходные машин и до самого Боксли ехать на приличной скорости. Но Ситон предпочел добираться проселочными дорогами. Дождь все не переставал, но электроника приборной доски хотя бы не преподносила больше неприятных сюрпризов.
Поездка Уитстейбл сулила Ситону сомнительное удовольствие. Девушку, совершившую попытку самоубийства, звали Сара Мейсон, ей было девятнадцать. И отец, и мать у нее умерли, а ближайшим родственником был брат Николас. Как-то связанный с армией, он взял отпуск по семейным
