— Впервые слышу об этой штуке.
— Не называйте Ган-Ли штукой, — рассердился гном.
— Желание клиента для меня закон, но я все равно ничего о ней не знаю.
Марсен приподнялся со своего кресла. За этот год он успел поднакопить жира — очевидно, Тина хорошо готовила. А ведь на его месте мог быть я!
— Думаю, что вам лучше обсудить дальнейшие детали в твоем офисе, Гэбрил, — предложил адвокат. — Что скажете, мастер Таг?
Мастер Таг сложил губы трубочкой и что-то пропыхтел. Понимай, как хочешь. Иногда эти гномы бывают такими воображалами, что заткнут за пояс любого самого вздорного эльфа. Уж я-то это знаю!
— Действительно, мастер Таг. Пройдемте к нам. Я угощу вас отваром из земляники. Очень помогает, — повторил я слово в слово фразу эльфийки и не удивился, когда услышал в ответ до боли знакомое:
— Не в нашем случае…
Когда мы вышли из кабинета Марсена, Дирк уже отошел, однако выглядел так, словно стоял одной ногой в могиле. Мастер Таг укоризненно покачал головой. Этот кивок предназначался обоим — мне за то, что я вывел из строя движимое имущество гнома, телохранителю за то, что оплошал. Подозреваю, что в коридоре я проходил проверку на вшивость или, если хотите, на профпригодность. Вряд ли мастеру Тагу нужен мямля или маменькин сынок. Если бы не прошел — разговор с гномом просто бы не состоялся.
Все что мы с Лиринной могли предложить гному в нашем офисе — детальный разговор и пресловутый земляничный отвар. Мастер Таг не отказался, однако землянику пил гораздо охотней, чем делился крупинками информации. Из него буквально приходилось тащить клещами каждую фразу.
— Скажите, мастер Таг, что такое Ган-Ли? — я обнаружил, что блокнот остался на своем месте в ящике письменного стола и обрадовался так, словно нашел купюру в сто рилли.
— Ган-Ли — это своего рода талисман на удачу и одновременно знак целого рода.
— А что он собой представляет? — я сделал первые пометки в блокноте.
— Это глиняная фигурка…
— Глиняная? — удивились мы с Лиринной.
Гномы — большие любители повозиться с металлами, но вот глина…
— Ничего удивительного, — буркнул мастер Таг. — Ее сделали не мы, гномы.
Тут мастер Таг замолчал. Издевается, что ли?
Я не выдержал первым:
— А кто?
— Наши Прародители, — гордо ответил гном.
— Кто, простите?
— Прародители, — пояснил гном. — Не бабушки и дедушки, как вы могли бы подумать, а те, кто когда-то давно создал наш мир и населил расами.
Ага, слышал я о такой теории. Дескать, много-много лет назад, мир наш был сотворен из ничего некими сверхмогущественными существами. Очевидно, им совсем нечего было делать, и тогда они слепили из того, что было целый мир, а потом от скуки создали людей, гномов, эльфов и прочих существ, причем по поводу порядка появления на свет каждая раса придерживается собственного мнения.
— Понятно, а почему людям Ган-Ли не достались?
— Наверное, потому что мы, гномы, были первыми! — Все ясно, и этот туда же.
Каждому охота сообщить, что первыми на свет вылупились именно его сородичи. Это же так льстит самолюбию! Хотя я придерживаюсь мнения, что первый блин всегда выходит комом, а значит, первыми могли быть только мы — люди.
Я едва удержал Лиринну, которой не терпелось изложить свою версию (догадываетесь какую?). Не стоило терять хорошего клиента из-за принадлежности к другой философской школе.
— Можно узнать о внешнем виде Ган-Ли? Какой он?
— Вы меня перебили, — заворчал гном, — и я не успел ничего толком рассказать. Ган-Ли — маленькая глиняная фигурка высотой сантиметров двадцать. Она изображает одного из Прародителей. У меня с собой рисунок.
Гном положил на стол карандашный набросок, и мы с эльфийкой впились в него глазами. Моим первым мнением было, что прародителям стоило больше обращать внимания на собственную внешность, а уж только потом стряпать миры и их обитателей. Очень уж на редкость отталкивающими существами казались те, кто нас создал. Внешне они были чем-то похожи на все основные расы нашего мира и в то же время не похожи ни на кого — туловище с двумя руками и ногами, однако конечности отличались своей непропорциональной длиной; голова в виде яйца (на язык так и просилось слово «яйцеголовые»); уши, опущенные книзу, как у спаниелей, и глаза, такие печальные-печальные, как у больной коровы.
— Скажите, пожалуйста, я могу взять этот рисунок с собой? — спросил я.